Он явился довольно быстро, утирая рот. Тоже выпучился на Аришу.
– Одевайся, пошли. Там его мать умирает (это она сказала тихо-тихо).
Когда он выкатился, хозяйка объяснила:
– Он-то вообще ветеринар, но он хирург был. Раньше, до суда. У него больная умерла на столе, эти подали на суд. Мы всё продали, дачу, «жигули». Присудили ему больше не практиковать. Он теперь лечит собак и кошек.
– Кошек? – живо заинтересовался Сеня. – Вот как раз у меня у Миньки…
Ариша его сильно толкнула в бок.
Выбрались из подъезда, ветеринар нес чемоданчик. Остановились на первом этаже дома напротив, у обшарпанной двери. Ключей у ребенка не оказалось. Звонили к соседям, раздобыли стамеску, на площадке собралась уже маленькая толпа, шелестела:
– Хозяйка сдала комнату этим вот, деньги взяла и неделю уже где-то гуляет. А у самой телефон за неуплату отрезали, к нам ходила.
Остальные кивали, подтверждая.
– А запивает, может у жильцов что и вынести. Говорит, я и так с вас мало беру, пусть будет в счет оплаты.
Ветеринар вставил стамеску, аккуратно открыл дверь.
В маленькой комнате женщина лежала на диване. Игорь тут же оказался со стетоскопом на груди, открыл ей один глаз, прижал пальцы к сонной артерии. Поднял с пола упаковку таблеток, покачал головой. Порылся в чемодане, достал ампулу, сделал укол. Послушал больную, вздохнул:
– Надо «скорую». Жаропонижающее при интоксикации дает быстрое падение давления и иногда коллапс.
Сеня набрал номер на мобильнике.
Подождали. Тихий хрип вдруг донесся с дивана.
– Ну хоть так, – сказал ветеринар.
– Ты врач! – подтвердила Алла.
Сеня после долгого ожидания сообщил:
– Говорят, в ближайшие два часа «скорую» ждать не приходится.
Парнишка сидел в углу на корточках, издали глядя на неподвижную мать.
– У нас же есть машина! – воскликнула Ариша. – Сенечка!
– Так без направления ее в больницу не возьмут, – покачал головой ветеринар Игорь. – Ладно, я сейчас выпишу, у меня пустые есть. Беру ответственность на себя.
Опять порылся в чемодане, достал бланк с печатью.
– Как мамы фамилия, имя и отчество?
Мальчик ответил.
– А тебя как зовут? – обратилась Алла к малому.
Он из угла пискнул:
– Никита.
Потом они завернули больную в одеяло и понесли в машину под крики Игоря:
– Голову, голову ниже!
Когда женщины вернулись в квартиру, Алла спросила:
– Слушай, Никита, а твоя мама где работала?
– На оптовке.
– О! О-о-о! Знаем.
– Он сказал, уйдешь – уволю.
– Вот! Я там тоже вкалывала, когда сам был под судом. При температуре минус двадцать. До сих пор мизинец скрюченный. Ну скажи, Никитка, что ты будешь здесь один сидеть, правда? Мы с твоей мамой, знаешь, подруги. Так сказать, по несчастью. Собирайся, идем к нам. Маму вылечат, ты не думай. Мой Игорь очень хороший доктор, он и к собакам относится как к людям. А там лечить умеют, в его бывшей больнице.
Ариша сняла руку с плеча Никиты.
– Да! И вы тоже пойдемте к нам, все же Новый год скоро, – спохватившись, предложила ей эта Алла.
Дамско-детской компанией они встретили Новый год, наелись, выпили, попереключали программы, потом бабушка уложила детей спать.
Ближе к двум часам ночи вернулись мужички с рассказом. Их больную сразу же, минуя приемный покой и все церемонии, положили в реанимацию. Дежурный врач оказался Александром Анатоличем, корешем Игоря. Обещали лично проследить.
У Игоря блестели глаза. Он выглядел как боевой генерал, выигравший сражение.
Алла сказала со вздохом:
– Да, были мы хирург и педагог. А теперь ветеринар и няня у богатого школьника…
– А я был артист, – вдруг заявил Сеня.
И он показал свой знаменитый номер с зашиванием дырки и поклонился горячим аплодисментам.
– Слушай, – вдруг сказал Игорь. – Что-то у меня сердце не на месте. Свези-ка ты меня еще разок в больницу.
– Ты много-то там не пей с Анатоличем, – напутствовала его прозорливая жена.
Потом вошла бабушка и сказала:
– Простите, как вас величают?.. Ариадна Александровна, вы не беспокойтесь, если что, где двое, там трое. Я вон росла со своей двоюродной сестрой, когда у меня мать с отцом увели органы. Меня они удочерили. И лучше, чем покойная сестра, у меня никого не было.
Она даже заплакала.
– Да я Никитку не брошу, вы что, – возразила Ариадна, взволновавшись. – У меня тоже ребенок должен был быть.
А мальчик Новый год тем временем лежал на раскладушке и глядел в окно. Спать было нельзя. Все время шли взрывы, испуганно лаяли собаки, грохотали петарды, с воем взлетали ракеты, сверкало и переливалось небо.
…К середине ночи мама Нового года очнулась в реанимации, заплакала, забеспокоилась и решила встать. Спустила ноги с высокой кровати. Раздался вой, вошла медсестра.
– Больная! Вы что! – закричала сестра. – У вас же датчики, капельница!
– У меня сынок на улице, – заплакала эта больная. – Один, маленький, на улице… Надо найти…
Сестра с криком «обождите, бол-л-льная!» побежала в ординаторскую, сразу же двое врачей очень прямо встали у изголовья мамы Нового года, и, пока медсестра готовила укол, Игорь все говорил, что ваш Никитка у меня, он уже спит, у меня своих двое, парня покормили, за ним смотрят моя жена и теща, адрес я оставляю… Сколько здесь будете лежать, столько он у нас будет жить, не беспокойтесь. А вот этого не надо!
Потому что она приподнялась и поцеловала ему руку.
…Двое людей той ночью с надеждой смотрели в окна, где сверкало и грохотал фейерверк, – мальчик Новый год и его мама.
Семь часов
Жила-была одна маленькая небогатая художница. Не удивляйтесь, почти все художники небогаты. Такая профессия!
Наша маленькая художница поэтому иногда делала декорации в театре, иногда разрисовывала книжки. А то плела браслеты или бусы. В общем, время от времени она зарабатывала себе на жизнь.
Но наш рассказ не об этом.
Когда-то, в ранней юности, эта художница вместе с родителями попала на отдых в крошечный приморский городок, который ютился на берегу моря, прилипнув к скале, как завиток, как ракушка. Улочки поэтому у него закручивались по спирали и вели вверх, к вершине. Они были вымощены каменными плитами, которые за века стали гладкими и иногда сверкали как стеклянные.
