– Уиии, – прошелестел планктон.
Дайте мне ее
У каждой рождественской истории есть свое печальное начало и свой счастливый конец (якобы конец, жизнь не застревает на этом пункте).
Тем не менее две судьбы встретились, а одна началась задолго до описываемого хеппи-энда, а именно в конце марта.
Некто Гриша был не слишком удачливый композитор, презираемый в семье своей жены, за ним числилось два десятка песен для детского хора с фортепьяно, а также серьезные произведения, среди которых были две симфонии, Пятая и Десятая, названные так в шутку.
Как пробиться, это вопрос вопросов, пока что Гриша подрабатывал концертмейстером, тапером и среди прочего иногда и клавишником при разных разбойных группах, производивших чес по ночным клубам.
Группы, правда, иногда работали под фанеру, и для такого случая у Гриши имелся рыжий парик и усы, а иногда и накладной бюст и дамская блузка.
Чистой воды «В джазе только девушки».
Много беготни, мало денежек.
В том числе Гришу как-то наняли почти бесплатно написать музыку к дипломному спектаклю на актерском факультете какого-то университета искусств.
Ему обещали заплатить опять-таки как концертмейстеру-почасовику, слезы.
Гриша взялся за работу уныло, сидя ночами на кухне, пока семья жены спала.
Тут на арену выступает второе действующее лицо, похожее на лягушонка, худое и невзрачное, студентка актерского факультета того же университета Карпенко.
Бывают такие создания, которые вынуждены компенсировать удары судьбы живостью и беззаботным ко всему отношением.
Первый удар судьбы для Карпенко была ее внешность, рот до ушей и неправдоподобно большие глаза. Носа там почти не существовало, какие-то две скромные дырочки.
Карпенко не красилась и усугубляла свой вид тем, что утягивала вокруг и так высоковатого лба кое-какие волосы, небогатые от природы. Лягушонок!
Ее приняли за бесспорный актерский талант.
Она так прочла басню, что матерые педагоги, заскучавшие на экзамене к концу первого тура, охотно заржали.
Но к таланту нужны и еще некоторые качества, неизвестно какие.
Пробивная сила, к примеру. Женский шарм.
Карп была скромна до убогости.
Ее мать, красавица из семьи ссыльных, не раз страдала из-за своей внешности и потому вечно носила платок на голове, причем низко надвинутый.
Карп родилась на золотом прииске на Алдане.
Предки-то ее были петербуржские аристократы, поголовно расстрелянные, а оставшихся в живых сослали.
Но это тщательно скрывалось в семье.
Карп, старшая дочь, растила младших сама, мать была медсестрой нарасхват, ей и роды приходилось принимать, ночь-не-ночь.
Больницы в поселке не имелось.
Вот как Карп вела себя на театральном факультете, это еще один казус в ее биографии.
Потому что она резко отличалась от других девочек.
У сокурсниц протекали бурные романы, их то и дело встречали на навороченных иномарках.
Карпенко же никому не была интересна, кроме некоторых педагогов.
Особенно ее донимала преподаватель вокала, требуя и требуя работы, раз природа не дала ей голоса Марии Каллас.
По танцу Карпенко тоже числилась в бездарно-трудолюбивых и ежедневно сорок пять минут кланялась у балетного станка.
Но кого, спросите вы, такая артистка должна была играть?
Правильно, служанок и старушек. А служанки и старушки не поют и не танцуют.
Слава богу, что в выпускном спектакле по финскому роману «За спичками» Карпик получила роль Лошади (без слов, зато с танцем).
При этом преподаватель вокала самолюбиво поскандалила на кафедре актерского мастерства насчет своей ученицы, и Карпику было разрешено спеть в спектакле что-нибудь недлинное.
Педагог тоже хотела продемонстрировать итог своей каторжной работы.
Петь Лошади было нечего, и тут они и встретились с композитором Гришей.
Эти двое остались в пустой аудитории, Карпик быстро ухватила предложенную мелодию и тут же подобрала какие-то слова.
Композитор восхищенно отнесся к сочиненному студенткой тексту. Он глядел на нее, хлопая глазами и тряся головой. В результате она неслась в общагу ночью как на крыльях.
Никто и никогда с таким восторгом не смотрел на Карпенко, она выросла в суровой семье на Севере, то есть в какие-то далекие времена предки жили в своих имениях и, вероятно, танцевали на балах.
Но в данном веке в доме было четверо детей, и семья кормилась с огорода, успевая в короткие теплые дни посадить, вырастить и собрать урожай. Даже помидоры!
Единственно, чем отличались женщины по материнской линии, это природной сдержанностью, золотыми косами и величавой красотой.
Но Лягушонок пошла в отца.
Однако же любимый отец, полярный вертолетчик, выйдя на пенсию, бросил жену и уехал.
Тут же и Лягушонок отчалила и подалась в актрисы, и была как бы забыта своей окаменелой матерью.
Они не виделись уже пять лет.
До родного поселка пришлось бы за бешеные деньги ехать семь суток на поезде и тридцать шесть часов на автобусе, потом семь на другом, да еще он мог и не ходить.
На письма мать отвечала месяца через три-четыре.
Короче, Карп с Гришей хорошо поработали над образом Лошади, Гриша даже на радостях приволок старую пишущую машинку «Москва», единственное наследство от иногородней интеллигентной и потому небогатой матери, ее уже не было на свете.
И в самом конце марта (запомним эту дату) в университете искусств был показ материала для кафедры.
Спектакль одобрили, мастер сдержанно похвалил образ Лошади, особенно ее танец, чечетку на каблуках-копытах.
Педагог по вокалу тогда выступила с анализом образа Лошади в смысле вокального мастерства и заколебала коллег анализом бельканто и как его преподавать в случае средних способностей.
Зрители же горячо приняли образ Лошади, хохотали и кричали «браво».
Как сонные мухи, Карпик с Гришей собирали ноты, а когда очнулись, все было закончено, народ отчалил, метро уже не возило, и эти двое пошли вверх по черной лестнице, Гриша там уже раньше ночевал.
У чердака за щитами каких-то декораций стоял продавленный матрац.
Гриша впервые изменил жене-педагогу, Карп стала женщиной без малейших сомнений.
Гриша был и до того ее единственным мужчиной.
В дальнейшем спектакль с большими трудами повезли на студенческий фестиваль в маленький финский городок Хювяскюля, и там Карпенко получила приз (бронзовую статуэтку) и грамоту за лучшую женскую роль второго плана.
