Арабка стояла тут же, рядом, и она возилась в помойном контейнере! Деловито перебирала пакеты, вытряхивала их.
Ничего не нашла.
Выпрямилась, посмотрела в сторону ворот.
Мырка скорее сменила позицию, потащилась прочь.
Арабка, покачиваясь, выплыла на улицу.
Обогнала Мырку.
Можно было возвращаться.
В помойном контейнере лежал на виду хлеб, половина каменного батона.
Мырка, склонившись, впилась в него зубами, сначала было сухо, но потом пошла слюна.
К ночи (чтобы хозяйка не видела) Мырка приволокла домой подержанную табуретку, куртку укрываться, далее пластиковое ведро, в котором лежал пакет с разномастными кусками хлеба и слегка побитый арбуз, и, наконец, старый фанерный чемодан, запертый на два замочка.
К нему Мырка нашла железный инструмент типа заостренной полоски (но не в помойке, а в парке у скамейки, где удалось даже поспать, наевшись плодов с того дерева).
Ночью в подвале было темно как в танке, и Мырка, поев размоченного хлеба, легла на свой продавленный топчан.
Наутро, расковырявши заржавленные чемоданные замки и проникнув в слегка заплесневелое нутро, Мырка обнаружила старинные, слегка окаменевшие салфетки, вышитые дыроватые полотенца (чистый лен), пятнистую, тоже вышитую, скатерть, далее комок рваных кружев (видимо, бывший воротник), парусиновые очень маленькие туфли на резиновом ходу, бывшие белые, и, наконец, под грудой слежавшегося полотна, куклу.
Она была не просто старая, она была как после взрыва – вместо рук огрызки, одна нога без ступни, дыра в спине.
Но на голове ее плотно сидела шляпка, явно более позднего происхождения, связанная из синтетической веревки, точь-в-точь как мамина… И тоже пришитая к пеньковым волосам.
Мырка заплакала над этой куклой, сидела, трясясь мелкой тряской, и лила слезы.
Тут же ей пришло в голову сшить кукле платье с длинными рукавами и прикрыть ее раны.
Она обняла свое однорукое сокровище и сидела с ним, как сидела раньше с кошкой, утешаясь и забыв все свои беды.
Мамина кукла. Привет от бедной умершей. Она послала своей дочке этот подарок.
Потом Мырка опомнилась.
Сначала куклу надо было выкупать. Вымыть ей голову, ее свалявшийся парик.
Мырка налила в свое новое ведро воды и приступила к делу.
Пришлось отпороть шляпку и ее выстирать.
Намылив паричок, Мырка осторожно стала его промывать.
Парик тут же отклеился. Беда. Надо было осторожней.
Под париком открылась дыра, пустая голова, забитая намокшими газетами.
Вытащив этот, неожиданно очень тяжелый, комок, Мырка стала разнимать слипшуюся бумагу.
В ней были завернуты золотые вещицы – цепочки, кольца с крупными камнями, кулоны, брошки, серьги с белыми, переливчато сверкающими камушками, старинная камея.
Кто-то тайно хранил свои сокровища в кукле, какая-то старая девочка, и кто-то их искал, потроша папье-машовое туловище и разбивая руки-ноги. Потом старая девочка нашла свою изувеченную куклу и закрыла ее в древний чемодан. Недавно девочка умерла. Беззаботные богатые потомки велели слуге выбросить чемодан. Он туда тоже из брезгливости не заглянул. Таков был предполагаемый ход событий.
Газеты (их Мырка рассмотрела внимательно) были полувековой давности.
Столько же лет было и той кукле, которую ей когда-то купила мама и которую теперь сторожила и не давала в руки Шуша.
Далее можно не рассказывать о торжестве справедливости, о том, сколько ей дали в ломбарде за золотую цепочку, о том, что Мырка последнюю неделю жила в своей прежней комнате и ходила покупала подарки, кому – подругам, Шуше и Сергею Ивановичу (от которого так ничего и не пришло, да и бог с ним)!
Сокровища она теперь носила в специальном кошельке на длинном шнурке и на шее, прятала его под рубашку и дальше, под пояс брюк. Не купалась, а как оставить одежду? Ходила только в людных местах, жертва своих сокровищ.
Богачам приходится туго, думала Мырка. Все время они думают, а не обокрадут ли их…
Она звонила Шуше, та плакала и говорила, что ты, сволочь, со мной устроила, просто умираю.
– Щас вернусь, – твердо сказала Мырка и получила в ответ матерное слово.
И она даже зашла на прощание в то заветное кафе, а там сидели молчаливые рыбаки (сезон почти закончился, рыба то ли не ловилась, то ли не продавалась, рестораны закрывались и т. д., наступало голодное времечко, и надолго, до весны).
Они приветствовали Мырку, одетую по местной моде в хорошую светлую курточку и белые брюки, они пригласили ее за свой стол, а она в ответ заказала на всех пива!
И смеялась весь вечер, звонко хохотала, второй раз за этот месяц, и они в ответ смеялись и что-то ей говорили, лезли целовать руки, бабука, бабука.
Надо сказать, что больше она не трогала своих сокровищ. Она их, как и раньше, обложила газеткой, сунула обратно в куколкину голову, приклеила паричок, затем пришила сверху шляпку. Замотала куклу тряпками и положила в чемодан. А в аэропорту отнесла к заклейщикам, и его обмотали синей пленкой. Она попросила только оставить наружи кусок днища, чтобы не перепутать с другими чемоданами, так же упакованными. Не дай бог!
После легкой перебранки и недоумевающих возгласов заклейщик сделал что требовалось.
Кукла ехала как королева, чистая, в новом кружевном платье, придется ей заказать руки-ноги, думала Мырка.
Ее одолевали заботы, как теперь прятать сокровища от Шуши. Носить с собой? Продать и положить денежку в банк? А ну как инфляция или кризис?
Богатому человеку приходится нелегко, опять-таки думала Мырка, летя в самолете.
С Новым годом, преступник!
Новогоднюю ночь (то есть, по традиции, семейный праздник) полагается проводить дома и весело. Насчет последнего («весело»): людям это не всегда удается, так как хозяева к вечеру сбиваются с ног, поскольку происходит нон-стоп что: готовка – уборка – мытье кухни как после ремонта – заставить детей нарядить елку – кричать, чтобы не подпускали кота к мишуре, – запереть кота в ванной и нарядить елку самой – вымыть и переодеть детей – и только затем выпустить ошалелого кота, принять душ и переодеться уже перед боем курантов (у интеллигентных девушек таковое наведение порядка называется «врубить Потемкина», по аналогии с потемкинскими деревнями), вот так.
Наконец, время подступает, и всё готово (или почти всё).
И тут звонки в дверь, приходят родственники с обеих сторон, которые пока что церемонны и свежи (но потом, к середине ночи, окажется, что они еще не всё друг другу высказали); затем вваливаются кое-какие близкие друзья с детьми и – вот сюрприз – несовершеннолетние кореша старшего ребенка (потом они уйдут все вместе до утра, хотя кто им разрешал?).
