– Я просто хочу посидеть здесь, – дрогнувшим голосом выговорила я. – А ты – как знаешь.
– Я хочу остаться.
Я по-прежнему смотрела на небо, не решаясь взглянуть на тебя. Скопление особенно ярких звезд редело к горизонту. Они походили на маленький город из мерцающих огней. К ним уводило шоссе из сияющих звезд. Ты увидел, куда я смотрю.
– Сестры
[6], – сказал ты. – Так называют их в народе.
– Почему?
Ты выпрямился, удивленный моей готовностью поддержать разговор.
– Эти звезды когда-то были прекрасными женщинами, – объяснил ты. – Первыми женщинами на этой земле. Они проходили здесь, и за ними вырастали деревья и цветы… появлялись камни. Их следы наливались водой рек. А потом, когда эти женщины купались в реке, их увидел дух-мужчина. И решил взять в жены. Он погнался за ними, женщины бросились наутек, в единственное убежище, которое считали надежным, – на небо. Они превратились в звезды. Но он последовал за ними и туда, и сам стал звездой, и с тех пор всегда гонится за ними. – Ты поднял руку и указал на одну из самых ярких звезд. – Видишь? Вон там. – Ты провел линию от этой звезды до скопления, которое назвал сестрами. – Видишь их? Он всегда преследует сестер, вечно гонится за ними… но никак не настигнет.
Меня вдруг передернуло.
– Значит, сестрам никогда от него не убежать?
– Верно. – Ты плотнее укутал одеялом мои плечи. – Но они никогда и не достанутся ему. Он просто всегда рядом, всегда следит за ними… жаждет их. Бежит вслед за ними вокруг всей Земли. Если бы ты знала, куда смотреть, то заметила бы его и в Лондоне.
– Знаешь, в Лондоне вообще-то звезд не видно, – сказала я.
Ты снова улегся на песок.
– Может быть. Но он всё равно там. За тучами, за светом… следит.
* * *
Мы еще долго сидели; я пила чай, который ты принес, слушала твои рассказы о звездах. Насчет чая ты оказался прав. Он словно растекался у меня под кожей и согревал изнутри. Ты спросил, не хочу ли я развести костер, но я только покачала головой, не желая, чтобы хоть что-нибудь испортило световое шоу у нас над головами. Ты показывал мне рисунки, которые видел в небе: несколько звезд, которые казались тебе похожими на валуны Отдельностей, затем две звезды поярче – постройки возле дома, еще одна – сам дом и, наконец, две голубоватые звезды, про которые ты сказал, что это мы. Я прищурилась, тоже пытаясь увидеть всё это. Но видела только звезды.
– А Лондон ты видишь? – спросил ты. – Там, вверху?
– То есть?
– Ты видишь большой город? Панораму на фоне неба? Мосты? Можешь нарисовать их, соединив линиями звезды?
Я вгляделась в небо. Сколько звезд, и с каждой секундой их всё больше. Слишком много, чтобы отчетливо увидеть хоть что-нибудь. Я соединила несколько звезд прямой линией, попыталась нарисовать Биг-Бен так, как ты рисовал Отдельности. Ты перевернулся и уставился на меня.
– Забавно, правда? – тихо заговорил ты. – Как ты смотришь в небо и находишь большой город, а я смотрю на Лондон и вижу бесплодную местность.
Я нахмурилась, переведя взгляд на тебя.
– Какую еще местность? Что это значит? – Иногда тебя было сложно понять.
– Да просто всё, что там, под этим городом, скрыто. – Ты задумчиво поскреб бороду. – Всю землю, всю жизнь, которая заперта под бетоном, готовая пробиться сквозь тротуар и в любой момент отвоевать город. Всё живое, скрытое под мертвым.
– Лондон – это не просто нагромождение бетона, – сказала я.
– Может быть. – Ты прищурился в темноте. – Но без людей он снова одичает. Понадобится лет сто, чтобы природа опять победила. Мы ведь не вечны.
– Но мы всё равно есть, – возразила я. – Нельзя пренебрегать людьми, зданиями, искусством и всем остальным, что есть в большом городе. Этого у него отнять нельзя. Иначе действительно не останется ничего…
Я осеклась, вспомнив, что оставила там; задумалась о поездках в школу на двухэтажном автобусе, мимо музеев и чугунных ворот парков. О двух старушках, которые садились передо мной и обсуждали «Жителей Ист-Энда». Крепче обхватила обеими руками колени, представляя, что происходит дома. Начались занятия в школе, Анна и Бен вернулись с каникул, лето кончилось. Зеленые листья пожелтели, опали, усыпали школьную площадку. В школьных коридорах еще не включили отопление, в гулком, похожем на пещеру спортивном зале по утрам стоит холод. Скучает по мне кто-нибудь или нет? Продолжает ли интересоваться мной? Или меня уже забыли? Я уткнулась подбородком в колени, слезы заструились по щекам. Не желая, чтобы ты заметил их, я спрятала лицо. Но ты всё равно заметил, сел и придвинулся ближе.
Ты положил ладонь на мою вздрагивающую от рыданий спину. Ладонь была теплой и твердой.
– Ты права. – Твое дыхание согрело мою шею. – Может, и в большом городе иногда находится что-то хорошее… прекрасное.
И ты притянул меня к себе. И сделал это так ласково и мягко, сначала обняв меня за плечи, а потом опрокинув назад. Я упала к тебе на руки, и это было падение как в замедленной съемке. Ты укрыл меня теплыми руками и одеялами, свил вокруг кокон уютной темноты. Мне вспомнился мотылек, которого я поймала, – невредимый, но плененный в темнице моих пальцев.
– Прости, – сказал ты. – Я не хотел тебя напугать.
Я почувствовала, что ты тоже дрожишь. Ты обнял меня крепче, прижал к своему вздрагивающему телу, к песку, земле и краске на нем. Я прильнула к тебе, на этот раз с готовностью ответить. Твой землистый запах оставил на мне след. Ты склонился, прижался к моим щекам, стер влажную краску, скользнув лицом по моим волосам. Я не шевелилась, свернувшись в тепле твоего тела, под одеялами, точно мягкая сердцевина раковины. Твои руки, обнимавшие меня, были твердыми, как камень. Я чувствовала, как ты касался губами моих волос. Ощущала твое теплое дыхание на кончиках ушей. И замерла, но не отстранилась. Я тщательно обдумала слова, которые мне захотелось произнести.
– Если бы мы сейчас были в Лондоне, – начала я, – и ты знал бы меня, как знаешь сейчас… то всё равно украл бы?
Ты долго молчал, окружая меня теплом своего неподвижного тела.
– Да, – наконец прошептал ты. И отвел мои волосы за уши. – Я просто не могу тебя отпустить.
Ты плотнее укутал меня одеялами. Я чувствовала твои теплые сухие ладони на плечах, твои пальцы охватывали их. Немного погодя ты откинулся на песок, увлекая за собой и меня. У меня больше не осталось сил с тобой бороться. И ты был теплым, таким теплым. Ты лежал на песке, а я – положив на тебя голову, прижавшись скулой к твоей груди. Я чувствовала, как расслабляется и становится мягче твое тело. И сама вдавливалась боком в песок, все еще теплый даже теперь. Ты обнимал меня одной рукой и гладил по голове другой. И говорил. Нашептывал истории о том, как пением духов земли была сотворена пустыня. Объяснял, что всё взаимосвязано и что весь мир вокруг меня держится на крылышке мотылька. Я закрыла глаза, не мешая твоему голосу убаюкивать меня. Я словно слышала журчание ручья. Я чувствовала, как шевелятся твои губы, трепещут, касаясь моего лба. Они были мягкими, а не сухими. А твои руки увлекали меня к тебе, глубоко в землю.
