Уже час Малыш, Авриль и Сириус шагали молча, и тут мальчик сказал:
– Голодный.
Авриль сжала кулаки.
Они потеряли то немногое, что у них оставалось. Спасательные одеяла, карту, аптечку, рюкзаки. Убегая, они всё бросили под скальной плитой. Девушка не знала, где они теперь находятся и куда идут. Авриль, Малыш и Сириус заблудились.
– Малыш голодный, – повторил мальчик, – и Сириус тоже.
Авриль глянула на него искоса.
В глазах девушки стоял тот миг, когда Малыш выскочил перед громадным медведем. Авриль готовилась прыгнуть на зверя, хотя и понимала, что ей ни за что его не одолеть. Но Малыш не испугался. Он смотрел зверю в глаза, и животное смотрело так же спокойно. Щуплый мальчик и громадный медведь словно общались и понимали друг друга. Тем временем Жорис и Мэгги, Черные Звезды, воспользовались моментом и удрали. А медведь дыхнул мальчику в лицо, развернулся и ушел в чащу твердым, но спокойным шагом.
Авриль бросилась к Малышу, сжала брата в объятиях.
– Малыш? Малыш, ты в порядке?
Мальчик странно улыбнулся ей.
– На Гору, мы все идем на Гору, – ответил он.
Прибежал поросенок и стал тереться о его ногу.
Авриль ничего не поняла. Она прижала мальчика еще крепче и тихо прошептала:
– Не волнуйся, Малыш, я здесь.
Он рассмеялся:
– Малыш не волнуется. Всё хорошо.
Сестра беспокоилась за брата. Ей казалось, что мальчик теряет рассудок. После погони и после встречи лицом к лицу с диким медведем Малыш выглядел пугающе спокойным, почти радостным. Не сходит ли он с ума?
А она в своем ли уме?
Правда ли, что Авриль видела бурого медведя в заснеженном лесу? И правда ли, что животное спасло им жизнь? Медведь явно был голодный. Он мог бы напасть на них и сожрать обоих. Но вместо этого решил уйти. Будто и появлялся только затем, чтобы спасти их.
Во всем этом было что-то нереальное. Но не для Малыша. Казалось, будто он понимает смысл происходящего.
– Малыш голодный, – повторил мальчик.
Авриль резко остановилась. Из-за тумана поросенок этого не увидел и чуть не сшиб ее с ног.
– Послушай, Малыш. Мы потеряли наши вещи. Всё, что осталось, это нож и одежда, которая на…
Малыш прервал сестру:
– Нет, гди: Малыш – есть фотография! – Он достал из кармана куртки снимок с шале. – Видишь? Фотография – не потеряли!
Авриль нахмурилась:
– Почему ты так разговариваешь? Ты разучился говорить?
– Карта – не нужно. Сириус знает Гора. Сириус всё знает.
Поросенок рядом с его ногой хлопал ресницами, как бы поддакивая. Авриль зашагала дальше.
– Давай, пошли поищем еду…
– Корешки, сестренка? Малыш ест хорошие корешки, – сказал мальчик, указывая пальцем на лес. – Корешки – вкусно.
Авриль покачала головой:
– Нет, Малыш. Я тебе уже говорила. Мы не животные и не станем рыть землю.
Малыш сделал обиженную мину.
– Мы найдем что-нибудь получше, – ободрила его Авриль.
– Варенье?
– Может быть. Увидим. Давай, идем.
Они зашагали дальше сквозь туман, поросенок семенил между ними.
Мальчик без конца повторял словно мантру: «Бутербод, варенье, бутербод, варенье». Этим он здорово действовал Авриль на нервы.
До горы идти, пожалуй, много недель. Интересно, шале со снимка еще существует? Авриль знала: беспорядки и бомбежки обошли те дальние районы стороной. Конечно, шале могли разрушить и землетрясения. Но поворачивать назад было поздно. Жорис и Мэгги, скорее всего, вернулись к Дарию. Когда этот безумец нападет на след Авриль, он уже не отступится. Гора – единственный выход. Важно идти в верном направлении, поэтому без карты никак.
Главным сейчас было найти еду и воду. Вариант убить поросенка уже исключен. Авриль больше не прольет крови. Хоть она и размахивала ножом перед Черными Звездами, навредить им не смогла бы. Девушка больше не хотела жестокости. В то же время к жестокости толкало всё в этом мире. Неужели так было и раньше?
Авриль вспоминала с трудом. До войны голод, боль были чем-то далеким, что лишь порой возникало по ту сторону экрана. Нажмешь кнопку, и оно исчезнет, как дурной сон. В деревне, где она жила, всё это казалось очень далеким. Жители были уверены: ужасы с экрана никогда до них не доберутся.
Но потом жестокость стала постепенно просачиваться.
Сначала – из-за цвета кожи Авриль. Деревенские мальчишки в насмешку советовали ей лучше мыться, а не то еще подхватит вирус, про который говорят в телевизоре. Те самые мальчишки, с кем она вместе росла, глядели на нее совсем не дружелюбно. Почти с отвращением.
Сначала она не поняла. Когда спросила папу с мамой, они сказали: «Не слушай их, Авриль. Это всё глупости. Ты можешь гордиться собой. Ты наша дочь. И мы тебя любим именно такой».
Родители не заметили угрозы. Они были уверены, что любовь исцелит любые раны, как камедь на дереве.
И хотя какое-то время слова взрослых успокаивали Авриль, след остался. Незаметный, но глубокий рубец в самом сердце.
А потом шрам стал кровоточить.
В новостных передачах только и говорили, что о бесплодии, которое поразило многие виды животных и растений. Аналитики, политики, ученые без конца спорили о причинах. Некоторые говорили о вирусе, другие – о проклятии. Но все сходились в одном: нужно найти виновного. Так, первым делом указали на животных. Их истребили, но вирус не исчез. Тогда показали пальцем на иностранцев, на «иных», на беженцев, на тех, у кого не тот цвет кожи, на тех, кто бежал от войны. Шутки в адрес Авриль сменились плевками. Родители были слишком заняты, чтобы заметить.
В то время в деревню пришел Дарий. Он понял Авриль и смог обратить ее печаль в злобу, взращивая новое чувство, как ядовитый цветок.
Но этого цветка она больше не хотела.
Девушка вырвала его с корнем благодаря Малышу и Сириусу. Мальчик и поросенок стали ее искуплением. Этого Дарию не понять, поэтому он никогда не оставит Авриль в покое. «Или потому, что любит тебя», – шепнул в ухо гадкий голос. Девушка закусила губу.
Не время быть сентиментальной дурой!
Она подумала о героинях тех вздорных книжек, которые читала раньше, или романов, которые любила Мадам Мо. Когда-то Авриль грезила этими любовными историями. Потом смеялась над ними. Затем книжки пошли на туалетную бумагу или сгорели. Даже библиотека бедной Мадам Мо. Ничего не осталось от бумажных героинь: ни их надежд, ни сердечных мук. Только умирающий мир. Но в его зрелище нет ничего пленительного. Особенно когда точно знаешь, что спасения ему ждать неоткуда.
