– В общем, люди верили, что Бог живет на небе, в облаках. Считалось, что Бог создал Землю и всё живое. Деревья, животных, людей. А когда умираешь, то попадаешь на небо и вечно живешь с Богом.
– А на небо взлетаешь? Как пчицы?
– Ну, почти.
– Значит, Мадам Мо теперь с Богом?
– Не знаю. Может быть.
Малыш подумал, потом сказал:
– Это всё глупости. Я знаю, где ты, когда умираешь.
– И где же?
– В душе.
Авриль достала из рюкзака спасательные одеяла. Она хотела пить и есть, но никакой еды не осталось.
– Это Бог убил своего сына? – снова спросил Малыш, показывая на распятие.
– Нет, другие люди. Им не нравилось то, что говорил его сын.
– А Бог что, никак не помог сыну?
Авриль вздохнула:
– Малыш, это очень сложно. Я тебе как-нибудь потом объясню.
– Папа никогда бы так не сделал, правда? Он бы не дал другим людям нас обижать.
– Да, конечно, не дал бы.
– Бог злой, – заявил мальчик. – Эта твоя сказка не для того, чтобы подбадривать, а чтобы пугать.
Авриль не стала тратить последние силы на споры. Брат с сестрой прижались друг к дружке у разбитого алтаря и провалились в сон, как в пропасть.
Они проспали целый день, а возможно, даже два. Авриль не могла точно сказать. Ее знобило, она чувствовала себя больной и совсем потеряла счет времени.
Когда девушка вышла из часовни, то увидела, что повсюду сверкает иней. Температура заметно упала. Небо на западе еще застилал дым, но пламени видно не было. Авриль вернулась, легла к Малышу и прижала его к себе.
Каждый раз, когда осколки в нефе звенели от подземных толчков, она вздрагивала. Остаток дня Авриль провела у дверей, наблюдая за лесом. Дунет ветер в листве, треснет ветка вдали, сверкнет солнечный зайчик – и нервы уже на взводе. Несколько раз девушке мерещились крики. Она знала, что Дарий не отступится. Авриль видела его глаза, блестящие безумием. Рано или поздно шайка Черных Звезд найдет их.
Ее беспокоил Малыш. Почти трое суток он не ел и не пил. Ребенок тоскливо бродил под сводами часовни, и поросенок семенил за ним по пятам, натягивая поводок. Даже про Гору мальчик больше не заговаривал. Всё чаще Авриль находила его в задумчивости. Щеки ввалились, под глазами темнели круги. Ночью она слышала, как Малыш бредит во сне, бормочет про какую-то розовую веточку и Мадам Мо. Мальчик медленно умирал от голода. К тому же они, судя по всему, отравились водой из реки. Авриль чувствовала чудовищную слабость. Часто голова была как в тумане, и перед глазами плясали пятна. Темные мысли обступали девушку. Она засыпала, потом вскакивала в поту, и обрывки кошмаров стояли перед глазами. Среди ночи было сложно отделить кошмары от воспоминаний. Авриль порой спрашивала себя: может, это одно и то же?
Поросенок не давал ей покоя. Девушка смотрела на лес и представляла десятки таких поросят, столпившихся вокруг мамаши. Воображение рисовало прекрасные сцены. Но тут же усталый мозг превращал всех свиней в сосиски, жаркое, печеные окорока. Мысли без конца крутились вокруг мясных деликатесов, тающего сала. От полузабытых воспоминаний о еде щекотало в носу и сводило живот. Вот они с папой и мамой жарят мясо во дворе. Вот с лакомым шипением капает на угли жир, и пряный дым поднимается в небо, туда, где кружат птицы. Желудок больно сжимался, и она через силу отгоняла видения. Вскоре Авриль уже не могла думать ни о чем другом.
Под утро она наконец решилась.
54
Луна лила на землю холодный свет, когда Авриль вышла из часовни.
Поросенок семенил впереди, втягивая пятачком ледяной предрассветный воздух. Лес стоял под коркой инея, и белые клубы пара вырывались из ноздрей.
Авриль пустила поросенка порезвиться. Дала порыться в обломках, сероватой земле, сухих листьях, съесть то, что он смог откопать. Время от времени поросенок поднимал на девушку рыльце. Тогда в маленьких черных, круглых, точно бусинки, глазах она прочла: он уже знает, что будет дальше.
Рука Авриль дрожала, когда она вынимала нож.
Она сжала челюсти и обернулась на часовню, где спал Малыш. Мальчик не слышал, как она отвязала поводок. Поросенок даже не хрюкнул, он покорно пошел за ней. Авриль подумала, что, возможно, таков удел всех животных, еще с начала веков. И они с рождения знают, что им уготовано.
В одной руке Авриль держала нож, в другой – поводок. Поросенок неподвижно стоял посреди поляны, сверкающий инеем в лунном свете, и пристально смотрел.
Он смотрел без опаски, без страха. Это был спокойный взгляд животного, для которого вся жизнь – только настоящее.
Девушка приставила нож к его горлу.
Поросенок не сопротивлялся и не пытался сбежать. Лишь взвизгнул тихо и тонко, словно жалуясь.
Авриль сделала глубокий вдох.
Теперь одно движение – и всё.
Только одно:
и нож войдет под кожу,
и нож пустит кровь,
и нож отнимет жизнь.
Поросенок смотрел на девушку, и в его взгляде Авриль увидела свое отражение.
Она увидела воспоминания, похожие на кошмары. Толпы беженцев, выброшенных на улицы. Истребление животных. Войну и хаос. Гнев и отчаяние. Кровь, пролитую Черными Звездами во имя Бога. Нож Дария в тот вечер, пять лет назад. Крохотное тело Малыша в кроватке. Такое легкое, когда она взяла его на руки. Казалось, поросенок тоже видел всё это. И Авриль видела в его глазах всю себя.
Авриль увидела нож, свою руку.
Дрожащую руку.
И бусинки инея на впалых щеках, и как они падают к ее ногам.
И снова дрожащую руку.
Которая медлит.
Теперь девушка знала, что поздно.
И поросенок будто тоже знал, что она уже не сможет.
Подходя к часовне, Авриль увидела, как в окне мелькнуло лицо.
53
Сириус,
ты звал меня, Сириус, и я услышал тебя.
Я спал, но все-таки услышал.
Я слышал тебя в голове.
Так странно, это был даже не голос.
Не слова. Не те сложные слова, какими говорит Авриль.
Нет. Это были картинки. Как в Книге Мадам Мо.
Только они двигались.
Такая Живая Книга, где вместо букв – запахи, цвета и звуки.
Как будто я был тобой, Сириус.
Словно читал твою голову как Книгу.
