– Этому есть вполне разумное объяснение, – сказала Лулу. – Я припарковала машину у цветочного магазина. Они закрылись на ночь. Ворота теперь заперты.
– Ты прогуляла уроки и оставила свою машину запертой у цветочного магазина? – Эйми подбоченилась и сделала глубокий вдох, что, очевидно, должно было успокоить ее, но это не сработало. – Понимаешь, как нелепо это звучит? Ты знаешь, какие у тебя уже неприятности?
– Ну, давай, накажи меня еще. У меня все равно не осталось друзей. К черту все, я могу хотя бы винить домашний арест в том, что у меня нет социальной жизни. Ты сделаешь мне одолжение, – сказала Лулу со всей бравадой, на которую была способна.
Эйми сурово разглядывала дочь. Лулу глядела в ответ, не мигая.
– Ладно, – сказала Эйми, – ты больше не наказана.
– Что? – вскричала Лулу.
– Ты не наказана. Раз уж я сделаю тебе одолжение, если накажу тебя, то ты больше не наказана, – пояснила ее мать.
Лулу прищурилась.
– В чем состоит подвох?
– Подвох в том, что Таня, старшая сестра Тамры, выходит замуж, и ты поможешь мне составить букеты на столы.
– Я не могу извиняться. – Лулу знала, что никакими извинениями не исправить то, что она натворила. Нанесенная ею рана была слишком глубока.
– Тебе не нужно извиняться, дорогая. Для извинений уже поздно, и ими ничего не исправить. Сейчас тебе осталось только покаяться.
Лулу простонала.
– Да ладно тебе, мам. Им не нужна моя помощь.
– Миссис Сальва ведет себя как истинная шиитка в этом вопросе. Твоему бабе удалось упросить ее двоюродного дедушку выписать фетву
[41] от твоего имени. Так что лучше тебе поблагодарить шейха Фади, когда увидишь его. И своего отца. Поблагодари обоих. От всего сердца. Это также часть твоего покаяния.
– Ты прямо настоящая католичка, – заметила Лулу.
Мать метнула на нее сердитый взгляд. И, наконец, под прицелом этого взгляда, Лулу поморщилась.
– Ладно. Я сделаю дурацкие букеты.
– И поблагодаришь.
– И это тоже, – согласилась Лулу.
– От всего сердца, – напомнила мать.
Лулу сделала глубокий вдох.
– От всего сердца. Я сделаю букеты и поблагодарю шейха Фади и бабу от всего сердца. Обещаю.
– Отлично. Я пошлю тебя к ним на зимние каникулы. Ей предстоит сделать примерно пятьдесят букетов. И еще нужно будет наполнить пятьсот подарочных пакетов миндалем.
– Пятьдесят букетов? Пятьсот пакетов? Это уже попахивает жестоким обращением с детьми, мам.
– Ох, ну извини, это для тебя затруднительно? У тебя есть какие-то более срочные дела?
– Нет, мэм, – пробурчала Лулу.
– Вот и хорошо. Когда я скажу тебе прыгнуть, ты скажешь: «Как высоко?» Это понятно?
– Понятнее некуда. – Лулу подавила в себе желание отсалютовать.
– Отлично. Теперь можешь приступать к домашнему заданию. Я позвоню в школу и скажу, что ты плохо себя чувствовала и забыла их предупредить. Если заступишь за линию еще раз, я заставлю тебя пахать на столько свадеб, что тебе свою расхочется.
Лулу не стала говорить матери, что уже сфальсифицировала пропуск школы по болезни. От этого было бы только хуже. К тому же в Сили Холл было принято считать, что работающие матери вечно выматываются и все забывают. Это был один из тех пережитков прошлого, когда только определенные семьи могли позволить себе посещать школу, и никто другой не мог пройти дальше приемной комиссии. Два звонка едва ли покажутся им странными.
Но она позволила себе возразить:
– Но тогда у тебя не будет никаких внуков.
– Не испытывай мое терпение, Лейла, и да поможет мне господь.
– Слушаюсь, капитан. – Лулу вернулась к своему французскому. Некоторые вещи лучше оставлять без ответа.
* * *
Щурясь, Лулу вышла со своего последнего экзамена на яркий солнечный свет. Она опустила рукава толстого вязаного пуловера. Свет в декабре казался холоднее, почти острее, чем солнечные лучи в предыдущих месяцах. Возможно, тому было какое-то научное объяснение. Но сейчас Лулу было не до Науки Объяснений. Ей не было дела также до английского, или истории, или французского. Она вдохнула воздух полной грудью. Впереди маячили дни безделья и свободы. Она даже не жалела о том, что больше не может забыть о своих проблемах, зарывшись в учебники. Скоро домой вернутся Реза и Бен. Пусть Реза и избегал ее, а Бен по-прежнему отправлял ей странные, загадочные сообщения о клейких материалах. По крайней мере, он пытался, в отличие от другого брата. В любом случае снова видеть их дома будет приятно. Ей не придется быть одной. Все лучше, чем когда она вошла на экзамен по английскому и Ло отсела на три ряда от нее, удостоив лишь одним косым взглядом.
Но когда Лулу добралась до дома, он оказался пуст. Единственным запахом, витавшим в воздухе, был стойкий, резкий аромат лимона от жидкости для чистки ванной. Лулу расположилась на диване, намереваясь насладиться безраздельным контролем над пультом дистанционного управления, когда зазвонил телефон. Звонила мать. Лулу не решилась проигнорировать звонок.
– Лейла, – стало быть, мама все еще сердилась.
– Да, мама?
– Ты дома?
– Да, мама.
– Как прошел последний экзамен?
– Неплохо.
– Очень хорошо. Тебя ожидают дома у Дины в два часа. Будь вовремя. Не по-арабски вовремя. И не «как Аллаху будет угодно» вовремя. А вовремя вовремя.
– Они не будут ожидать меня вовремя вовремя, мам.
– Мне все равно, чего они ожидают. Это то, чего я ожидаю. Ты кашу заварила, вот теперь и расхлебывай. Будь вовремя. Держи рот на замке. Там будет миссис Сальва, это все-таки свадьба ее дочери. Хотя бы раз в жизни сделай, как тебе говорят.
– Я постоянно делаю, как мне говорят, – сказала Лулу, но сказанное не прозвучало убедительно даже для нее самой.
– Мне нужно работать дальше. Но я узнаю, если твое поведение получит менее чем блестящую оценку. Ты меня поняла?
– Поняла.
– И, пожалуйста, не усложняй.
– Я не усложняю! – возразила Лулу.
– Лейла.
– Я обещаю, что не буду усложнять. Мне можно идти?
Ее мать вздохнула.
– Можно. Езжай осторожнее. Люблю тебя.
Лулу положила трубку. Она знала, что так поступать мелочно, но все равно бросила. Ей нужна была эта мелочность, это давало ей чувство владения ситуацией. Она нехотя поднялась по лестнице, чтобы переодеться.
Дом Дины аль-Кати был куда более сдержанно элегантным, чем дом ее тетушки Сальвы и кузины Тамры. Она жила в одноэтажном доме, со стенами, оригинально отделанными панелями из темного дерева. Несмотря на то что мебель не была современной, ее явно приобретали за границей. На такую мебель обычно обращают внимание только те, кто разбирается в столярном мастерстве. Лулу показалось, что здесь не хватает освещения, чтобы получше разглядеть сияющие дамасские инкрустации на стульях, похожие на те, которые делают на маленьких шкатулках для драгоценностей у нее на родине.
