Это было своего рода завуалированное «Да пошла ты…». Под надзором учителей Лулу не могла ругаться. Ло тоже это знала, судя по тому, как сощурились ее глаза и опустился подбородок. Она была готова к поединку. Что ж, прекрасно! Лулу тоже не дремала.
– Почему же ты его поцеловала? – мягко спросила Эмма. Ее голос, как всегда, перекрыл все остальные голоса. Даже в их шумной компании Эмме не нужно было говорить громко, чтобы ее услышали.
Из всех подруг Лулу Эмма Уокер лучше всех умела сливаться с толпой и искусно прятаться в тени своих более ярких сверстниц. Это была неизлечимо романтическая натура, вскормленная на диете из сказок, диснеевских принцесс и фильмов с Молли Рингуолд. Она всегда прибивалась к одним и тем же стайкам девочек, которых давно знала и с которыми могла чувствовать себя в безопасности, куда бы они ни пошли. Или оставалась дома. Или просто сидела в столовой во время обеденного перерыва. Она всегда соблюдала осторожность во всем. Сейчас Эмма разрезала свою пиццу из кафетерия на аккуратные маленькие квадратики.
– Он был рядом… Я была рядом… Это вышло само собой. – Лулу пожала плечами. Отчасти так все и было. Рассказывать более подробно было небезопасно.
Ло рассмеялась, сухо и притворно.
– Боже мой, Лулу! Да ты шутишь.
Лулу бросила на нее злобный взгляд.
– Во всяком случае, это лучше, чем все время довольствоваться чужими объедками!
Одри ахнула, а Эмма задержала дыхание.
Но Ло опять засмеялась.
– Один-ноль в твою пользу. Меня хотя бы не наказали за падение в бассейн.
– Я не падала, – сказала Лулу, – я толкнула туда одного парня. Мне показалось, что он тонет, и я попыталась спасти его. В бассейн я не падала.
– Ты попалась на его хитрую уловку, – сказала Ло.
– Можно подумать, ты смогла бы отличить фальшивого утопленника от настоящего. – Лулу закатила глаза.
– Может, и смогла бы. – Ло отвернулась, чтобы не видеть скептического выражения на лице Лулу. – Но тебя посадили под домашний арест, а это худшее, что могло произойти. Ведь на этой неделе Битва Банд! Вот будет зрелище, девчонки!
Ло театрально откинулась назад, но, когда передние ножки ее стула взмыли в воздух, спинка врезалась в проходившую мимо первокурсницу. Ло с легкостью опять приняла вертикальное положение, а вот бедная девочка комично грохнулась на пол – руки в боки, ноги вразлет, и повсюду остатки кукурузного кекса. На мгновение воцарилась тишина. Обычно так тихо становится в комнате, когда в нее заходит Лулу после очередного приключения.
Первой очнулась Эмма.
– Ты в порядке?
– Все нормально. – Девушка, все еще сидя на полу, принялась приглаживать свою челку. – Со мной все в порядке.
– Но ты ушиблась! Ло просто чудовище. – Эмма цокнула языком.
– Эй! – запротестовала Ло, но никто не обратил на это внимания.
– Она не чувствует пространства. – Эмма протянула пострадавшей руку.
Девушка ухватилась за протянутую ладонь, поднялась на ноги и оправила юбку. Уголки ее губ приподнялись вверх в подобии улыбки.
– Спасибо.
Эмма широко и искренне улыбнулась.
– Не за что.
Девушка заторопилась к своим друзьям, стоявшим неподалеку. Выходя из столовой, она обернулась, чтобы еще раз встретиться взглядом с Эммой.
Ло постучала пальцем по столу.
– Вернемся к тому, о чем я говорила, пока меня не прервали.
Лулу и Одри переглянулись. Иногда Ло бывала чересчур самовлюбленной.
– Нина Холмс рассказала мне все о Битве Банд, – глаза Ло горели от нетерпения. Она окинула взглядом всех присутствующих за столом, пока, наконец, не остановились на Лулу. – А ты хочешь ее пропустить.
Но Лулу была не из пугливых.
– Кажется, это Нину тошнило на газон в субботу?
– Да, но мы с ней общались до этого, а не после. – Ло глотнула своей колы.
У Лулу больше не осталось козырей.
– Неважно.
Отвлечь Ло было невозможно. Ее девизом по жизни была целеустремленность, по этой причине люди охотно следовали за Ло или, наоборот, бежали от нее. Брови девушки упрямо сошлись на переносице, губы сжались в тонкую линию, а взгляд сосредоточился на объекте своего внимания.
– Реши эту проблему, Лулу. Мы все идем в этот четверг. Ты достаточно умная, чтобы выбраться из любой ситуации. Включая домашний арест.
Однако Лулу не была так уж уверена в этом.
* * *
Если бы кто-нибудь спросил Лулу, зачем нужны домашние аресты, она бы ответила, что только для того, чтобы создать неудобства. Неприятности сегодня означали ограничение свободы завтра. Во многом домашний арест представлял совершенное наказание за грехи мгновенных удовольствий. А этот конкретный пришелся на самое неподходящее время, и пока что Лулу не знала, как выбраться из плена.
Самая младшая из троих детей, Лулу часто обращалась к отцу за помощью, чтобы он вызволил ее из неприятностей. Но сейчас Ахмеда Саада не было рядом. Да и раньше отец, как правило, даже не знал, что его дочь наказали. Эйми Саад, мать Лулу, разбрасывалась наказаниями направо и налево, при этом не торопилась ставить мужа в известность. Без сомнения, это было следствием ее собственного воспитания. К тому же Эйми на горьком опыте поняла, какой целеустремленной может быть Лулу, когда хочет выбраться из домашнего плена.
Сидя на рабочем стуле в своей комнате, Лулу раскачивалась на нем взад-вперед. Она помирала со скуки и мечтала отвлечься, забыв, что с желаниями теперь следует быть осторожнее. Однажды бабушка сказала ей, что желания – это дар джиннов, и, как и дарами фей, ими не следует пренебрегать. Но и доверять им тоже нельзя.
– Лулу, телефон, – сказала мать, заходя в комнату Лулу, словно она была тут хозяйкой. Впрочем, учитывая, что ее имя стояло на закладной, она действительно владела всем домом. Гордость Лулу задевала даже мысль об этом. Эйми рассмеялась, как будто на том конце провода ей сказали что-то смешное, и протянула трубку Лулу. В другой руке она держала газету.
– Кто это?
– Твоя бабушка.
– Которая? – Вопрос был излишним, и Лулу поняла, что не стоило его задавать. Желудок скрутило от волнения, и она сделала вид, будто увлечена учебником.
Родственники Эйми терпели ее необычный брак с мусульманином и иммигрантом только благодаря суровой, железной воле бабушки Лулу. «Матриарх Мими», как они ее называли, была настоящим Луизианским вулканом. Она удерживала всю семью вместе если не любовью, так строгостью и решимостью. И вряд ли это можно было назвать добротой. Она отказывалась слушать споры и пререкания с любой стороны. Для Мими любые родственники были семьей, и она требовала взаимной терпимости. Саады приезжали в гости и вели себя тихо и учтиво, пока семейство Натале потчевало их угощением из семи блюд и сотни оскорблений. Когда Мими умерла, родственники Эйми перестали приглашать Саадов на Рождество, а Эйми сняла с шеи золотой крест, который носила еще с первого причастия. Больше она никогда его не надевала. Саады тоже не произносили вслух имя бабушки, пока Эйми не заговаривала о ней первой.
