Третий «колдун» сохраняет полную невозмутимость.
— А вы не очень-то переживаете, — говорит ему Пьер Люберон.
— Я подписал страховой контракт с «Темпоро-помощью». Если я в течение трех часов не подам условный сигнал, они меня переместят автоматически. Что, кстати, скоро и произойдет.
И он действительно внезапно исчезает, оставив после себя лишь пустые обвисшие цепи и легкий синеватый дымок.
— Это только укрепит подозрения наших тюремщиков, — замечает другой турист и дует, стараясь рассеять дымок, который можно принять за колдовской.
Пьер, терзаемый острой тревогой, кусает губы.
— Ах, если бы я тоже подписал контракт с «Темпоро», как мне советовали…
Дверь темницы со зловещим скрипом отворяется, и входит человек внушительного роста, в красной маске, закрывающей пол-лица. Это палач. Лицо его, кажется, знакомо Пьеру Люберону. Эта черная борода… Да ведь это Ансельм Дюпре, составитель «Руководства для путешественников по времени»! Что он здесь делает? На секунду у Пьера возникает надежда, что Дюпре явился, чтобы спасти его. Но времени больше нет. Вооруженные люди тащат Пьера к виселице, а Дюпре готовится предать его казни.
— Надо было слушать меня, — шепчет он на ухо Пьеру. — Я ведь не только автор «Руководства», преданный своему делу и готовый на любую работу в любой эпохе, чтобы добыть информацию для читателей. Я еще и занимаюсь маркетингом в «Темпоро-помощи».
Палач накидывает веревку Пьеру на шею и начинает затягивать ее. Жизнь Пьера Люберона держится на маленькой табуреточке, по которой скользят его ноги. Пьер закрывает глаза, и лучшие мгновения его прошлого проносятся перед его мысленным взором.
Дюпре снова подходит к нему и бормочет:
— «Темпоро-помощь» начала рекламную кампанию для туристов, отправляющихся в отпуск в июне, перед основным летним потоком. Этот период мы делаем льготным. Ведь студенты еще не сдали экзамены, и, перенеся время отпуска, можно избежать давки. Что вы об этом думаете?
— Действительно, отличная идея, — признает Пьер Люберон, запинаясь.
— Наши клиенты — просто панурговы овцы. Все едут в июле и августе, а в июне агентства почти без работы, да и дороги пустые.
— Это точно, — с трудом произносит Пьер. — Просто что-то неслыханное.
— Вот вы выбрали июнь. Это хорошо. Как жаль, что вы не воспользовались предложением «Темпоро-помощи»! Я, конечно, мог бы быть настойчивее. Но у нас очень строгие правила этики: не навязываться.
— Конечно, — соглашается Пьер, судорожно сглатывая слюну.
— Иначе у нас будут сложности со Службой контроля туризма.
Толпа вокруг уже скандирует: «Смерть колдуну! Смерть колдуну!»
— Кстати, — спрашивает Пьера палач, — если вы сейчас не погибнете, когда возьмете отпуск в следующем году?
— В июне. В июне или уж в сентябре. Вы правы, нужно отдыхать в более свободные от толчеи месяцы. Как и в этот раз, чтобы избежать большого потока июля — августа.
Палач, спрятавший лицо под красной маской, кажется, крепко задумывается. Толпа начинает проявлять нетерпение.
— Вы поедете в июне и возьмете страховку «Темпоро-помощи»?
— Конечно! Я даже друзьям ее порекомендую. Но про свои неприятности, разумеется, рассказывать не буду.
— «Темпоро-помощь» всегда думает о своих клиентах — и настоящих, и будущих. Добро пожаловать в наше агентство.
Величественным жестом Ансельм Дюпре вкладывает в связанные за спиной руки Пьера красный калькулятор, на котором высвечивается цифра 2000. Пьер нажимает на кнопку, клянясь себе, что это его последнее путешествие в прошлое, несмотря ни на какую «Темпоро-помощь». На будущий год он забронирует себе место в пансионате на Лазурном Берегу. И в июле, как все.
Хватит экстрима.
Манипулирование
Меня зовут Норбер Петироллен, я инспектор полиции. Долгое время я полагал, что полностью контролирую свое тело, пока не настал день, когда я столкнулся с проблемой. Ситуация была совершенно невероятной: моя левая рука меня не слушалась.
Я не знаю, как она обрела свободу, но мои муки начались, когда я решил почесать нос.
Обычно я делаю это правой рукой, но в тот момент я читал книгу и решил, что проще будет воспользоваться левой. Она даже не пошевелилась. Я не обратил на это особого внимания и как обычно почесал нос правой рукой.
Инцидент повторился. Однажды моя левая рука бросила руль в тот момент, когда правая переключала скорость. Я еле успел развернуть машину, изо всех сил вцепившись в руль правой рукой. Дальше — больше, левая рука отказалась держать ложку, и правая была вынуждена сражаться со спагетти в одиночку.
Моя реакция была простой: я заговорил с ней. Я сказал:
— Что с тобой происходит? В чем дело?
Поскольку у левой руки нет рта, ответить она не могла, но то, что она сделала, меня чрезвычайно удивило: она показала на мою правую руку, а точнее, на серебряную цепочку, украшавшую правое запястье. Возможно ли, чтобы левая рука завидовала правой?
В недоумении я расстегнул зубами замочек цепочки на правой руке и надел ее на левое запястье. Может быть, это игра моего воображения, но мне показалось, что левая рука стала вновь мне подчиняться. Она отправлялась чесать нос после первой же просьбы. Она крепко держала руль, пока правая переключала скорость. Отныне она была послушной и хорошо воспитанной рукой.
Все шло прекрасно до того дня, когда левая рука вновь не взалкала независимости. Я был на спектакле в «Гранд Опера», и тут она принялась щелкать пальцами, да так, что я был вынужден выйти под шиканье публики. И она отказалась объяснить мне свое варварское поведение.
Теперь левая рука все время бесила меня. Она смешила людей, залезая в карманы и вылезая из них, дергала меня за волосы, не давала правой руке подстричь на себе ногти, что стоило мне многочисленных порезов. Иногда ночью она будила меня, засовывая пальцы в нос, так что я начинал задыхаться.
Разумеется, я не собирался сдаваться. Но левая хотела мне что-то втолковать и настаивала на том, чтобы я уделил ей немного внимания. Страшного врага одолеть нетрудно, но когда противник постоянно копошится у вас под боком и прячется в кармане ваших брюк, справиться с ним не так-то просто, уверяю вас.
Потянулись незабываемые недели. Левая рука воровала вещи в супермаркетах и предательски совала украденное под нос охранникам, ставя меня в ужасное положение. Не знаю, что бы я делал без моего полицейского удостоверения.
Когда я приходил в гости к друзьям, она как бы случайно опрокидывала хрупкие безделушки и статуэтки.
Она залезала под юбки к самым консервативным дамам и позволяла себе даже гладить чужую грудь, в то время как я и правая рука спокойно пили чай. Я получил много пощечин, на которые моя левая рука отвечала непристойными жестами.
