Комната была живой иллюстрацией кошмара людей, ненавидящих Союз. Стол, за которым сидят трое мужчин, перед столом – стул для «подсудимого». И пустая комната, если не считать портретов вождей на стенах и девушки-секретаря с личиком очкастого лемура – за столиком у стены. Какова ее функция, так и не понял, – она что-то записывала, когда я вошел, и тут же посмотрела на меня с таким выражением собственного превосходства, что я даже восхитился – вот как надо себя держать тем, кого можно сбить кепкой и плевком! Неважен рост, неважны физические кондиции, главное – это чувство собственного превосходства над миром! Маленький черный властелин…
Я поздоровался, мне никто не ответил. Тогда я уселся на стул и заложил ногу на ногу (бунтовать так бунтовать!). Члены комиссии уставились на мои ноги с таким осуждением, что казалось, я не ноги скрестил, а показал им что-то совсем уж неприличное. Например – книгу «Архипелаг ГУЛАГ».
– Карпов Михаил Семенович, – начал я «разговор», мило улыбаясь хмурым пенсионерам. – Меня пригласили на беседу к тринадцати ноль-ноль. Слушаю вас!
Члены комиссии переглянулись: «Вот же наглец!» Потом тот, что сидел справа – высокий, с жестким лицом старого чекиста, – угрюмо бросил:
– Это мы вас слушаем, молодой человек! Зиночка, подай нам дело Карпова!
Жутью повеяло от этих слов. Я вдруг увидел этого мужика молодым, одетым в мундир НКВД – за таким же столом, с таким же строгим и неприязненным выражением лица. А на стуле – преступник, враг народа – избитый, в кровоподтеках, изможденный и худой.
Вот так некогда осудили моего прадеда, Карпова Семена Викторовича, такой же «тройкой». Осудили на пять лет трудовых лагерей за антисоветскую пропаганду. Видимо, сболтнул где-то лишнего, а кто-то взял, да и донес. Карповы были зажиточными крестьянами – восемь лошадей имели в хозяйстве, коров, хороший дом. Наемных работников не было – все работали, вся большая семья. Раскулачили. Прадеда сослали на строительство Беломорканала, откуда он не вернулся – сгинул. Дед отрабатывал срок на шахте в Донбассе. Вернулся, а от дома остался один сруб. Все имущество соседи растащили, ничего не осталось. Нищий и босый. Потом работал грузчиком в порту, на рыбзаводе. Выжил, сам поднялся, всех детей и внуков поднял. Умер в 75 лет, подорвав здоровье в молодости. Любил я его, очень любил. И сейчас люблю. И помню.
Сейчас, в 1971 году, он еще крепок, можно сказать – молод. И я пока так и не решился с ним встретиться, даже посмотреть издалека. Летом – все-таки решусь. Он возит людей на лодке на Зеленый остров, подрабатывает по выходным дням, вот я и заделаюсь пассажиром, посмотрю на него. Не более того. Я ведь не смогу ему объяснить – кто я такой. Не поверит. Да и зачем я это сделаю? Зачем вносить сумятицу в спокойную, размеренную жизнь моей родни? Но так хочется их всех увидеть, поговорить с ними… я ведь на него похож, на деда. Он сильный – бывший портовый грузчик. Резкий и в словах, и в поступках. И в морду засветит запросто, и общий язык найдет с кем угодно. Настоящий Мужчина.
– Итак, молодой человек, вы собрались ехать в США. Расскажите комиссии, с чего это вдруг вам понадобилось туда ехать? Что вас привлекает в этой стране?
Вопросец, ага. Это все равно как спросить: «Вы все еще продолжаете бить свою жену?» – когда нельзя сказать ни «да», ни «нет». Если «нет», это означает, что раньше все-таки бил. Ну а про «да» вообще речи не идет.
– Меня там вообще ничего не привлекает, – неискренне ответил я, пожав плечами. – Но там издают мою книгу, и мой издатель хочет, чтобы я выступил на встрече с читателями. И с журналистами. И я еду туда для того, чтобы защитить честь нашей страны перед вражескими средствами массовой информации!
Озадачились. Не ожидали такого ответа. Ждали, что я сейчас буду бекать, мекать, оправдываться, а я ррраз! Их же оружием, да по ним!
– Можно подумать, что вы что-то вроде передового отряда на идеологическом фронте! И это при ваших-то книжках! И язык-то повернулся… – сказал второй, мордастый, последнюю фразу он пробурчал уже почти неслышно.
– А что вам мои книги, можно узнать? Это сказки для взрослых, в которых я бичую зло, восхваляю добро и дружбу. Показываю уродливое лицо того строя, от которого нас избавила Великая Октябрьская социалистическая революция. Чем вам не нравятся мои книги? Тем, что я разоблачаю мир чистогана? Вы против того, чтобы писатели показывали уродливые черты общества средневековья? В моих книгах в аллегорической форме выведен мир капитализма, и мои герои борются с его несправедливостью. Вы против борьбы с уродливым миром капитала?
Мужик побагровел, хотел что-то сказать, но промолчал. Похоже, я его затоптал. А вот не́хрена было трогать мои книги! Мои книги – это мои дети! Оскорбляя их, ты оскорбляешь меня, а я скор на расправу! И не посмотрю, что ты старый пердун или молодой тупой школяр, – огребешь по полной! Ну да, я не толерантен. И за словом в карман не лезу. Примите таким, каков я есть, или идите на хрен!
– Кто является в настоящее время генеральным секретарем компартии Румынии?
Ну вот, вошли в привычное русло. Давайте, жгите! А я и отвечу…
Минут десять – на все дурацкие вопросы второго. Зачем выезжающему за рубеж знать, кто возглавляет компартию в Америке? Ну что я, брошусь к нему и буду разговаривать о том, как свергнуть капиталистов? Или еще что-то подобное? Глупо. Но отвечаю. Память моя, спасибо тебе. Фонтанирую информацией, меня голыми руками не взять!
Наконец вмешался третий, и понеслась история партии. И это еще десять минут. А потом тот, кто меня порицал за мои книжки, недовольно помотал головой:
– Сомнения у меня. Товарищ идеологически незрелый, и книги его учат совсем не тому, чему должны учить советские книги. Я выскажусь против…
Что, опять?! Да ты задолбал, гражданин нехороший! Щас я тебе выдам очередную порцию идеологически выдержанного бреда! Ты думаешь, один ты умеешь лицемерить и хитрить?! Ишь морду наел, того и гляди треснет! Нравится тебе управлять судьбами людей, ох как нравится! Я же вижу!
Но договорить этому кадру не дали. Тот, что с физиономией старого энкавэдэшника, что-то шепнул на ухо знатоку и ревнителю морали и указал на какую-то бумагу, выуженную из моего дела. И тот тут же осекся.
Ага! Что такое они там выкопали? Уж не предписание ли из Комитета? Раньше надо было выкопать, мурыжили полчаса! Не ценят время людей, ох как не ценят! А ведь его не вернуть! Хе-хе… кто бы говорил…
Троица посовещалась, и «чекист» озвучил решение – невозмутимый, кирпично-холодный:
– Комиссия пришла к выводу, что вам можно доверить представлять нашу страну за рубежом. Надеюсь, мы в вас не ошиблись, товарищ Карпов.
– Не ошиблись! – воздал я этому решению самой что ни на есть ласковой улыбкой, какую мог выдать. – Могу идти?
– Можете, – кивнул «чекист».
Я повернулся к выходу и позади себя услышал шипение:
– Зря все это! Это ошибка! Таких надо поганой метлой гнать…
