В то же самое время я писал свой первый большой роман и рассказывал Сивиллине о том, как продвигается работа. На это она убежденно отвечала: «Совершенно ясно, ты вскоре добьешься успеха. А у меня никогда ничего не выйдет».
Каждый раз, когда я радовался хорошо сделанной работе, она вздыхала: «Ах! Мне это не светит». И я взял за правило рассказывать ей только о неприятностях, которые случались со мной.
А затем Сивиллина начала падать в обмороки. Она теряла сознание повсюду – на улице, в лифте, в метро.
«У меня спазмофилия», – призналась она таким тоном, как будто речь шла о какой-то таинственной и постыдной болезни.
Мой друг Лоик был врачом, и я расспросил его о симптомах. Он сказал:
– Никакой спазмофилии не существует. Такой болезни нет. Это просто выдумка. Люди верят, что страдают от нее, а на самом деле с ними все в порядке. Чтобы вылечить женщину (как правило, этим «болеют» в основном женщины), которая уверена в том, что у нее обострение спазмофилии, я просто шепчу ей на ухо, когда она падает в обморок: «Я знаю, ты совершенно здорова, и, если ты не прекратишь этот цирк, я высмею тебя перед всеми». Безотказное средство: пациентка тут же заявляет, что ей гораздо легче, встает и благодарит меня так, как будто я дал ей какое-то чудодейственное лекарство.
Лоик засмеялся. Он работал на ночных вызовах и стал похож на бойца, побывавшего на всех войнах за здоровье и повидавшего всякое. «Семьдесят процентов тех, кто вызывает врача ночью, – рассказывал он, – на самом деле страдают от одиночества. Они ничем не больны. Им просто нужно увидеть другого человека и поговорить с ним. Все хотят любви. И для некоторых даже простой визит врача значит очень много».
Я пересказал его слова Сивиллине.
Она выслушала, вежливо посмеялась вместе со мной над своей несуществующей болезнью, но продолжала падать в обмороки на площадях и проспектах.
Однажды вечером, вернувшись с интервью, сопровождавшегося портретной съемкой, она рассказала, что встретила удивительного человека – доктора Максимилиана фон Шварца, психиатра, автора множества книг о химии любви.
– Знаешь, что он сказал мне в конце интервью?
– Что?
– «Мадемуазель, я вас люблю».
– Прямо вот так вот нагло?
– Я ответила, что у меня уже есть парень. Это я о тебе... – Она хихикнула. – Он сказал, что ему наплевать и когда он кого-нибудь хочет, то всегда получает то, что хочет. «Я хочу вас, и вы будете моей!»
Нахальство этого специалиста в области любви очень нас позабавило.
У Сивиллины возникало все больше проблем со здоровьем. Обмороки участились. Я то и дело ездил за ней в больницы или на станции служб спасения. Когда «Современный наблюдатель» издал мою первую большую подборку фотографий «Бог и наука», она не смогла скрыть своего недовольства. У нее теперь постоянно было скверное настроение, и она в конце концов вернулась к себе, в маленькую квартирку в шестнадцатом округе. Дважды в неделю у нас были свидания, но она опаздывала или вовсе не приходила.
«Прости, я забыла, – говорила она. – У меня последнее время такой ветер в голове».
Со временем все становилось еще хуже. Поскольку с личной жизнью у меня все было из рук вон плохо, я находил утешение в работе и сделал подряд несколько неплохих фоторепортажей, которые перепечатали и другие издания. Сивиллину это очень расстроило. Я чувствовал, что в наших отношениях мы движемся по какой-то странной спирали... Я не сомневался, что она хочет, чтобы я бросил успешную карьеру, стал неудачником и оставался на одном уровне с ней.
Наши свидания становились все реже. Раз в неделю. Раз в две недели.
– У тебя кто-то другой? – спросил я ее как-то вечером.
– Нет-нет, просто сейчас у меня такое время... Я хочу побыть одна...
– Я все-таки думаю, что ты кого-то встретила. Это твой выбор, и я могу это понять. Только не лги мне больше. Если ты не придешь завтра вечером, считаю наши отношения законченными.
На следующий вечер она не пришла.
Всю ночь я слушал «Marillion»
[50]
, курил эвкалиптовые сигареты и привыкал к мысли о том, что я снова один.
Сивиллина позвонила мне через две недели и настояла на встрече в кафе возле площади Оперы.
– Ты был прав, – призналась она. – Я встретила другого.
– Погоди, дай-ка я угадаю... Неужели это тот психиатр, спец по химии любви? «Я вас хочу, вы будете моей»? Максимилиан фон что-то?
– Да. Это он. Как ты догадался? Знаешь, это очень важный человек. Он всемирно известный специалист по спазмофилии, руководит специализированной службой в одной психиатрической лечебнице. Более того, он занимается политикой. Он близкий друг мэра Парижа и скоро будет внесен в предвыборные списки как муниципальный советник!
– Поздравляю.
– У него полно друзей в шоу-бизнесе и прессе. Он сейчас ищет мне место журналистки в крупной газете. Твой босс, главный редактор «Современного наблюдателя», – тоже его приятель. Кажется, они вместе играют в теннис.
– Прекрасно.
– Видишь, Максимилиан – именно тот мужчина, который мне нужен. Он с большим оптимизмом смотрит на мою болезнь. Утверждает, что спасет меня. Он уже спас кучу девчонок вроде меня. Он говорит, что готов вылечить и меня, и мою мать. Бедная, ей психиатр нужен гораздо больше, чем мне. – От последней фразы Сивиллина сама пришла в восторг. – Да, к тому же очень хорош собой. Если бы ты знал, как он меня любит! Никогда прежде я не чувствовала, чтобы кто-нибудь так понимал и любил меня. Можно, я покажу его тебе?
Не дожидаясь ответа, она открыла кошелек и показала мне фотографию, на которой я увидел белокурого голубоглазого красавца в тенниске и с ракеткой в руках. Он выглядел очень спортивно и уверенно. Сильный загар, широкая улыбка покорителя женщин и золотистая прядь, свисавшая на лоб, даже придавали ему определенную изысканность.
– Похож на Роберта Рэдфорда, правда? Все говорят, что это вылитый Роберт Рэдфорд.
– В самом деле. Просто удивительно. Я имею в виду сходство. Поздравляю. Желаю счастья.
Помрачнев, она еле слышно произнесла:
– Он запретил мне встречаться с тобой, но я хочу, чтобы мы все-таки виделись. – Она положила голову мне на плечо. – Это очень важно для меня. Мы ведь сможем видеться тайком, да? Пожалуйста, скажи «да»! Пожалуйста!
Мы снова стали встречаться. Сивиллина рассказывала мне о том, как она счастлива:
– Максимилиан такой внимательный и в то же время очень ранимый. Я действительно нужна ему. Я чувствую себя полезной. В то же время он защищает меня. И я больше не ломаю себе голову по поводу мамы. Он даже утверждает, что скоро встретится с ней и вылечит ее. Знаешь, моя мать – настоящая сумасшедшая. Ее нужно лечить как больного человека, вот и все. Вот что он мне говорит. Он вник в суть проблемы.
