По коридорам ходили толпы пациентов в махровых халатах. Нефтяные эмиры, звезды рок-музыки и кино, все были в черных очках и, как правило, в сопровождении телохранителей, на тот случай, если вдруг поклонники или политические противники доберутся до них и здесь. Вселяя уверенность в обитателей этого маленького мирка, отовсюду слышалась музыка, обычно звучащая в аэропортах. Клиника «Мимозы» была олицетворением роскоши и покоя для состоятельных клиентов.
В коридорах висели указатели: «операционный блок», «комнаты отдыха», «лаборатории» и «ЦИКИ, для персонала со специальным допуском».
Исидор Катценберг спросил, что значит «ЦИКИ».
– Центр имплантантов и клеточных исследований, – уточнила доктор. – Там наши ученые разрабатывают новейшие технологии, которые принесли клинике «Мимозы» всемирную известность. Благодаря этой лаборатории, мы можем претендовать на звание лучшей в мире клиники в области успешной пересадки тканей в послеоперационный период.
– У вас тут, наверное, ужасно дорого, – сказала Лукреция, разглядывая висящие на стенах картины известных мастеров.
– Конечно, удовольствие не из дешевых, но деньги необходимы, чтобы сохранять превосходство над конкурентами в области научных разработок, – заметила доктор. – В государственных клиниках успешно проходит шестьдесят процентов научных экспериментов, здесь, в «Мимозах», семьдесят пять. Это обеспечивает приток пациентов со всего мира и оправдывает наши цены.
Они пришли в роскошный кафетерий, где предались церемонии «пития кофе из пластиковых стаканчиков». Напиток был безвкусным, но его обжигающая горечь принесла большое облегчение Соланж Ван Лизбет, чьи нервы подверглись тяжелому испытанию во время операции.
Она достала сигарету и сильно затянулась, наполняя легкие никотином. Вот она, власть растений над животными.
– Мы хотим задать вам только один вопрос, – сказала Лукреция. – От кого мы произошли?
Хирург помедлила, не зная, как отвечать, серьезно или с юмором. Залпом допила кофе.
– Знаете, я получила очень специфическое образование. У меня есть диплом хирурга, но я также основательно изучала молекулярную биологию, чтобы проводить исследования по пересадке тканей. Интересуясь генезисом клеток, их организацией и приживаемостью, я поняла, почему некоторые из них мирно сосуществуют, а некоторые отталкивают друг друга. Пойдемте. Я покажу вам то, что вас заинтересует.
Она пригласила журналистов в зал экспериментов, заполненный клетками и аквариумами. Ван Лизбет показала некий сосуд и попросила внимательно посмотреть на его содержимое. Журналисты увидели внутри облачко крошечных подвижных точек бежевого цвета.
– Вы хотите знать, от кого мы произошли? От них.
Хирург взяла пипетку и набрала немного воды, наполненной жизнью.
– Из этих бактерий, из этих одноклеточных существ. Миллионы лет они царили на Земле, а затем пришло время перемен. От инфузории-туфельки произошла рыба.
В аквариуме побольше плавали рыбки гуппи. Соланж Ван Лизбет взяла сачок, выловила из третьего аквариума скалярию и пересадила ее к гуппи. Скалярия, более крупная, с более острыми зубами, немедленно принялась кусать самцов гуппи.
Доктор сказала, что если журналисты вернутся через две недели, то увидят, что у самцов гуппи больше не будет широких разноцветных хвостов.
– Они станут более незаметными, чтобы не привлекать внимания хищника – скалярии. Они изменят свой организм, чтобы адаптироваться к новому «тревожащему» фактору в окружающей среде. И пока скалярия останется в аквариуме, не появится ни одного маленького самца с широким разноцветным хвостиком. Это эволюция, которую можно наблюдать в ускоренном темпе. Если же скалярию из аквариума убрать, у гуппи вновь появится яркая раскраска, которая служит для привлечения самок.
Доктор объяснила, что изменения внешней среды влекут за собой изменение клеток.
– Совершенно то же самое произошло с человеком. Он адаптировался.
– А что было «тревожащим» элементом?
– Рифт. Разлом вынудил первых доисторических людей жить в безлесной саванне. Они не могли больше взбираться на деревья, спасаясь от хищников. Люди вынуждены были встать на задние лапы, чтобы издалека видеть врага в высокой траве. Постоянно опасаясь нападения, люди выпрямились и превратились из «животных, в основном живущих на деревьях и иногда принимающих вертикальное положение» в «прямоходящих животных, иногда взбирающихся на деревья».
Страх перед хищниками… Лукреция вспомнила рисунок над столом профессора Аджемьяна, изображавший историю эволюции. Маленькая рыбка задает маме вопрос: Какие они – те, кто вышел из воды? Те, кто эволюционировал? Обеспокоенные. Испугавшиеся. Недовольные. Желавшие изменить мир. Параноики, захотелось добавить Лукреции. Те, кому везде чудилась опасность, или те, кто видел грядущие проблемы.
Соланж Ван Лизбет сгорбилась, изобразила обезьяну.
– Использование нижних конечностей освободило верхние лапы, – объяснила она. – Теперь в руках можно было держать палку и использовать ее как оружие.
Прямохождение открыло эру и других изменений, в частности в костяке. Таз сделался корзиной для внутренностей. Раньше соединение позвоночного столба и черепа было горизонтальным. Теперь оно стало вертикальным, и объем черепа увеличился, так как спинной мозг больше не мешал ему.
– За два миллиона лет объем головного мозга вырастает с 450 до 1000 кубических сантиметров, затем от 1000 до современных 1450, – объясняла доктор, показывая черепа разного размера.
– А почему у нас почти не осталось шерсти? – спросил Исидор Катценберг.
– Еще одна адаптация. Шерсть была нужна, чтобы младенцы могли вцепиться в живот матери. Это стало ненужным, когда матери смогли взять детей на руки. И шерсть осталась только на макушке черепа для защиты от солнца.
– А брови?
– Безделушка. Губочка на случай дождя.
Теория, которую излагала доктор Ван Лизбет, называлась «трансформизмом» и была выдвинута в 1815 году Жаном-Батистом де Ламарком – по мнению Соланж Ван Лизбет, единственным истинным основателем современной человеческой палеонтологии.
– А какая разница между ламаркизмом и дарвинизмом? – спросила Лукреция, увидев в блокноте лекцию по дарвинизму от профессора Конрада.
– Дарвинисты считают, что люди – это животные, у которых случайно оказался ген, позволивший им встать на задние лапы. А ламаркисты считают, что любое животное, если это необходимо может трансформировать свои гены, – объяснила доктор Ван Лизбет.
Слегка улыбнувшись, она заключила:
– М-м-м, идеи Ламарка дают каждому надежду на лучшее. А Дарвин, если ты представитель не самого удачного вида, не оставляет тебе ни малейшего шанса.
В соседней комнате в емкостях с формалином плавали зародыши. Кроме человеческих, здесь были эмбрионы ящерицы, обезьяны и других животных.
