– Вы прячете ваше древо будущего здесь. И никто не может воспользоваться им.
Он кивнул.
– Оно, по-моему, еще недоработано. Я покажу его, когда придет время.
– Покажете кому?
– Всем. Быть может, благодаря моему древу, политические деятели однажды наберутся смелости сказать: «Посмотрите внимательно. Вот путь, который я предлагаю, надо пройти этот этап, потом вот этот, затем вот тот, чтобы примерно через двести трудных лет прийти сюда, к этой точке, где наши дети или дети детей наших детей будут прекрасно жить на этой планете».
Он достал конфету в виде сигары и принялся жевать ее.
– Речь идет обо всем человечестве, более того, обо все живом на этой планете. Пора нам мыслить не как избирателям или потребителям, а как живым существам, интегрированным в гораздо более обширное жизненное пространство. Да, я надеюсь, что однажды мы достигнем гармонии с окружающим нас миром. Достигнем гомеостазиса, если употреблять более точный термин, – равновесия между внутренней и внешней средой, равновесия между людьми и другими формами жизни.
– И только-то!
– Да, – сказал Исидор убежденно. – Мы сможем достигнуть эмпатии со всеми формами жизни на Земле. Они станут нашими партнерами, и с ними мы построим более совершенный мир. Это лучшее из того, что может с нами произойти в далеком будущем.
– Согласна, но в ближайшем будущем и даже прямо сейчас – зачем вам вся эта работа?
– Хочу понять основные тенденции развития, учитывая воздействие всех факторов во всех возможных сферах деятельности – экономической, политической, социальной, технологической, культурной, – и проверить, как они влияют друг на друга, – скромно ответил Исидор. – На этой доске я определяю цикличность кризисов. Я вывожу рост и падение курсов сырья. Используя дерево, я делаю ставки на бирже. И получается. Игра на бирже – основной источник моих доходов. Так я зарабатываю на жизнь, а это ведь очевидное доказательство того, что идея верна? Поверьте мне, с ничтожными гонорарами научного журналиста я не смог бы купить и обустроить эту водонапорную башню.
Юная журналистка продолжала внимательно рассматривать древо.
– Разумеется, – продолжал он с широкой улыбкой на младенческом лице, – я не считаю себя Нострадамусом. Я не берусь предсказывать будущее, я стараюсь предвидеть в общих чертах эволюцию нашего общества. И, не хвастаясь, скажу, что пока дело идет лучше, чем я мог ожидать.
Лукреция нагнулась, разглядывая самые тонкие веточки.
– А что вы думаете о геополитике?
– Власть перемещается с востока на запад. Сначала центр мира был в Индии. Я думаю, все началось в Индии более пяти тысяч лет тому назад. Затем движение продолжилось на восток, по ходу солнца. Центр власти переместился в Месопотамию и Египет. Дальше на запад – греки и римляне. Дальше на запад – Австро-Венгерская империя, западный фронт (Франция, Испания, Голландия), Англия. Дальше на запад – пересекаем Атлантический океан. Власть теперь в Нью-Йорке. Еще дальше на запад – пересекаем американский континент. Власть перемещается в Лос-Анджелес. Мы все время идем на запад. Пересекаем Тихий океан. Вот власть находится в Токио, скоро она будет в Китае. А из Китая она вернется в Индию. Вот так выглядит географическая история власти и вероятная траектория ее движения по континентам и нациям.
– Другая тема. Безработица во Франции.
Исидор Катценберг набрал в легкие воздуха:
– Что касается современных западных обществ, скорее всего они решат проблему безработицы. Десять процентов населения станет очень много работать в творческих профессиях, а девяносто процентов не будет работать вовсе или время от времени, как простые исполнители. Десять креативных процентов будут в основном манипулировать идеями. Они страстно преданы работе, посвятят ей все свое время, получат много денег, тратить которые им будет просто некогда.
– А остальные? – прервала его девушка.
– Остальные? Ну, остальные девяносто некреативных процентов станут часто менять место работы, мало зарабатывать, мало интересоваться самим трудом, зато будут бесконечно развлекаться. Будут, кстати, идентифицировать себя не по профессии, а скорее всего по своим хобби. Я очень верю в развитие добровольческих ассоциаций. Например, девушка, временно работающая секретарем, иногда подрабатывающая няней и периодически снимающаяся в кино в эпизодических ролях, будет представляться как член районной ассоциации, борющейся за охрану окружающей среды.
– Я не поняла, почему вы утверждаете, что представители творческих профессий будут «манипулировать идеями»?
– В будущем нет открытий, изобретений и кардинальных нововведений. Технологии будут распространяться одновременно и повсеместно, у людей будут одинаковые машины, одинаковый стиральный порошок, одинаковые компьютеры. Зачем же тогда предпочитать один товар другому? Все решит небольшой перевес в дизайне, цвете, названии, подаче марки. Все будет зависеть от удачного слогана и способа презентации.
– Но это несправедливо по отношению к некреативному населению.
– Тут мы переходим к другой, дорогой мне теме: к образованию. Можно надеяться, что в далеком будущем школа позволит каждому развить врожденные способности к творчеству. Возникнет рынок искусств и общения, который и подготовит наступление новой эры.
– Врожденный дар есть не у всех! – воскликнула девушка.
– У всех, – заверил ее Исидор Катценберг. – Но люди не умеют его найти и использовать. Школа должна помочь им в этом. И надо будет уже не «работать», а бесконечно развивать врожденный дар, используя на благо людей, всего общества свою непохожесть и талант. Мы будем не «работать», а «заниматься» тем, для чего каждый из нас рожден.
Лукреция искала слабое место в рассуждениях толстяка.
– А в области мысли?
– Однажды человек станет духовным. Библия, кстати, всегда об этом говорила. Вспомните десять заповедей. Еврейская религия не судит. Когда она говорит «не убий», она говорит о будущем. Она не говорит: «Не убивай, иначе будешь наказан». Она говорит: «Однажды ты перестанешь убивать», то есть «ты поймешь однажды, почему убивать бессмысленно». Однажды ты поймешь, почему бессмысленно красть, лгать и так далее. Однажды мы станем духовны.
Лукреция погрузилась в созерцание древа будущего.
– Почему вы вкладываете столько сил в это, Исидор?
Он улыбнулся.
– Из эгоизма. Мне хочется жить среди спокойных людей. Когда люди счастливы, им нет дела до окружающих. То есть для того, чтобы я, Исидор Катценберг, хорошо себя чувствовал, необходимо, чтобы все человечество и вселенная в целом чувствовали себя точно так же. А теперь идите за мной, Лукреция, нас ждет новая задача.
Он повел ее в большой зал, занимавший большую часть первого этажа. Там он вытащил из шкафа другую белую доску, точно такую же, как та, которую девушка видела в маленькой комнатке, положил ее на стопку книг и написал красным фломастером:
