Парни снова переглянулись и захихикали.
— К бабушкам точно не советуем, — подтвердил Саша-певец, широко улыбаясь. — Они еще более грозные, чем наш старшина Олег Кривошей.
— Что, — невольно заражаясь его улыбчивостью, весело поинтересовалась Катрин, — гоняет вас, как сидоровых коз?
— А то! С ним не забалуешь. Он вообще не признает утверждения, что к творческим людям нужен какой-то индивидуальный подход, что у них какая-то особенно тонкая и нежная душевная организация… У него на это всегда один ответ: говорит, что Шерлок Холмс и на скрипке играл, и при этом в совершенстве владел борьбой и боксом.
— Ну так что, проведете нас в театр? — напомнила Валька о своей главной цели, воодушевленная тем, что контакт с солдатиками, кажется, налажен.
— А смысл? — пожал плечами Дима-брюнет. — Ну, зайдете вы с нами внутрь, допустим. Да только в Большой зал на игру все равно не попадете. Там у каждого входа стоят контролерши и дотошно проверяют билеты и пригласительные.
— А если мы игру не из зала будем смотреть, а с той стороны сцены? Из-за кулис, — умильно посмотрела на него Валька.
Парни в третий раз переглянулись.
— А телефончик оставишь? — покосившись на Вальку, спросил темненький.
— Не вопрос, — быстро и бодро отозвалась она. — Только у меня самарский номер…
— Это вы из самой Самары приехали, бедные студентки? — Дима скептически вскинул брови.
— Ага, — кивнула Валька. — Очень уж мы любим КВН.
— Да ладно заливать — КВН они любят… — фыркнул Саша недоверчиво. — Поди, фанатеете от каких-нибудь очередных кавээновских клоунов… тут каждый раз после очередной игры — целое шоу: влюбленные истеричные малолетки, визжащие и кидающиеся на кавээнщиков с фотоаппаратами.
— Завидуешь? — поддела Валька. Он слегка покраснел.
— Ну проведите, пожалуйста, а, мальчики? — попросила уже и Катрин.
— Как вы себе это представляете? — не глядя на нее, мрачно отозвался Дима. — Мы вышли на уборку территории и притащили с собой девчонок?
— А ты скажи, что мы журналистки из молодежной газеты! — осенило вдруг Вальку. — Типа, пришли брать у вас интервью…
Он покачал головой, с интересом ее рассматривая.
— Ну, ладно… — вздохнул он наконец. — Уболтала. Только телефончик все равно оставь!
— Обе оставьте, — вмешался Саша, покосившись на Катрин, и снова чуть-чуть покраснел.
Авантюра была разыграна, как по нотам. Дима действительно представил девушек журналистками газеты "Вертикаль" (ни Катрин, ни Валька о такой раньше даже не слышали), и им удалось прорваться сквозь кордон суровых бабушек-вахтерш. Они оказались в святая святых театра — не на парадной, зрительской его половине, а в служебном помещении, куда был открыт вход только своим.
Ребята любезно предложили девушкам показать, как удобнее добраться до "закулисья" Большой сцены.
— На вас тут мало кто внимания обратит, театр огромный, по нему вечно толпа людей шатается — и артисты, и работники, а в эти дни еще и кавээнщики… Но все равно старайтесь слишком уж не отсвечивать, — инструктировал их Дима. — А то прикопаются — кто, да что… Вы, все-таки, посторонние. Вас за это по головке не погладят. Да и нам влетит, если узнают…
— Мы будем вести себя тише воды, ниже травы, — заверила Валька.
— А где ваша казарма? — с любопытством спросила Катрин Сашу, пока они поднимались по лестнице.
— Ой, на самом верху, — махнул он рукой.
— А какой у вас тут распорядок? — продолжала допытываться она. — Самый настоящий, как в армии?
— Что значит "как"? Это и есть армия, — Саша даже немного обиделся. — Подъем в семь утра, умывание, зарядка… Потом дают немного времени на то, чтобы подшить подворотнички, почистить берцы и бляхи перед утренним осмотром. Потом завтрак. А дальше… у одних репетиции, Димон, к примеру, в двух спектаклях в эпизодах задействован — и на Большой, и на Малой сцене. А другие отправляются по заданиям.
— А как насчет дедовщины?
— Ну какая дедовщина, скажешь тоже! — рассмеялся он. — Часть маленькая, все на виду, все друг друга знают.
* * *
— А кормят как? Хорошо? — Катрин буквально распирало от любопытства: так это все было ново для нее и интересно.
— Да вообще отлично. Даже пельмени дают по воскресеньям! — похвастался он. — А на праздники бывают фрукты и шоколадки. Кстати, — вспомнил Саша, — если подниметесь по правой со стороны сцены лестнице на пятый этаж, увидите там буфет. Он для своих, для работников театра, а не для зрителей. Поэтому цены там демократичные, а меню куда более разнообразное.
— Спасибо большое, — с искренней признательностью поблагодарила Катрин. — И за подсказку, и вообще… за помощь.
— Я тебе позвоню вечером, — пообещал Саша. Катрин потупилась.
— Я вечером на игре буду…
— Ну, тогда эсэмэс напишу. Ответишь, когда сможешь.
И она с удивлением и невольным удовольствием поняла, что понравилась ему.
Часть 3
Москва
Некоторое время Белецкий ошеломленно наблюдал, как Жека плачет, совершенно по-детски спрятав лицо в ладонях и явно стесняясь своей слабости, а затем сел, аккуратно приподнял ее за плечи и молча прижал к своей груди.
Он не утешал, не успокаивал, не пытался ее развеселить, не стыдил шутливо "ревушка-коровушка" и не задавал вообще никаких вопросов. Просто терпеливо пережидал, когда она выплачет свое и успокоится. Она непременно должна была успокоиться.
Так оно в итоге и вышло. Через несколько минут, шмыгая носом и всхлипывая, Жека в последний раз прерывисто вздохнула и со стыдом подняла на артиста заплаканные глаза.
— Простите… — прошептала она.
— Не прощу, — сказал он совершенно серьезно. — Потому что прощать мне тебя абсолютно не за что. Ты не сделала ничего плохого или неловкого. Зачем ты извиняешься? Жека, люди плачут. Это нормально. Такое со всеми случается.
— Даже с вами? — она робко улыбнулась сквозь непросохшие слезы.
— А то! Что же я — не человек? Правда, плачу я редко, но метко.
— Из-за чего?
— Ну… — он добросовестно задумался. — Когда собака моя умерла, мне пятнадцать лет было, ревел до истерики. Потом… в студенчестве еще, когда девушка взаимностью не ответила. Страдал дико. Даже вены резать хотел, — он улыбнулся, и непонятно было — то ли врет для красного словца, то ли серьезен.
— Дура она, — отозвалась Жека в сердцах. — Вам — и не ответила?
— Да я, в общем, тоже считаю, что дура, — он согласно кивнул. — Еще рыдал, когда сборная России по футболу продула Португалии в отборочном матче с позорным счетом "один — семь".
