Не понимаю… Я не понимаю, чему она улыбается? Зачем храбрится, я ведь вижу, что этот разговор дается ей нелегко.
Я ведь чувствую, что за произнесенными вслух словами кроется еще столько невысказанного, что мне банально страшно спросить!
Курю. В груди горит все сильней. Мои легкие полны крови. И дыма…
— Зачем ты это сделала? Ты же могла просто у меня попросить? Я бы никогда тебе не отказал. Зачем ты превратила все, что между нами было, в грязь? Зачем, Ева? Ну, что ты смотришь! Скажи! — Ору. Отбрасываю бычок в сторону, сжимаю в кулаки руки, чтобы… не знаю. Чтобы не сжать их на ее глотке.
— Разве это не ты решил, что можешь меня купить? Разве это не ты свято уверовал в то, что я продаюсь, а, Никита?
Так в чем ты меня обвиняешь? В том, что я тебе подыграла?
— Зачем? — мой голос вновь скатывается в шепот.
— Не знаю! Я до последнего верила, что ты одумаешься. Посмотришь на реквизиты и одумаешься. Но ты был так уверен в своей правоте…
— И, заметь, на это у меня были все основания! Разве ты не из-за денег была с отцом? Не сейчас, — выставляю вперед руку. — Тогда… В самом начале. Разве он не купил тебя? Ну, что молчишь?! Скажи, ради чего ты меня предала!
Скажи, Ева, оно того стоило? Я же… подыхал без тебя! Я же без тебя подыхал…
Дерьмо! Какое же дерьмо, господи. Еще чуть-чуть, и я разревусь, как тогда, в девятнадцать, когда узнал, что она меня предала. Грудь ходит ходуном, легкие горят, и воздух в них врывается с громким свистом.
— А Яковлеву ты, очевидно, трахал в предсмертных конвульсиях… — невесело улыбается Ева.
Что?! Что, мать его? Что?!
Открываю рот. Смотрю в ее полные слез глаза и не могу выдавить из себя ни слова. Потому что виноват. Потому что виноват, да! Но, в то же время…
— Я никогда… никогда тебя не предавала. Знаешь, в чем твоя проблема, Кит? В том, что ты меня по себе мерял.
Рисовал мой портрет, но красками своих грехов. И знаешь, что? Мне это надоело. Пошел ты к черту! Пошел… ты…
Ева резко разворачивается, стремительно переходит дорогу и, пока я прихожу в себя, скрывается за тонированными стеклами Мерседеса. Отмираю и бегу за ней следом, но когда я уже почти поравнялся с машиной, Ева бьет по газам.
Недолго думая, дергаю пассажирскую дверь и каким-то непостижимым образом в последний момент запрыгиваю в салон.
— Ты спятил?! Я могла тебя переехать!
Потираю ушибленную ногу и поворачиваюсь к Еве лицом.
— Нам нужно поговорить.
— Я спешу. У меня работа… — Ева с силой сжимает руки на баранке и смотрит прямо перед собой. Если честно, я уже и сам боюсь нашего разговора. Но отступить не могу. Похоже, наше «никому не скажем» зашло слишком далеко.
В какой-то момент мы перестали говорить даже друг с другом…
— Так ты поезжай. Обсудим все по дороге.
— А как же твоя машина?
— Никак. Попрошу пригнать к офису.
Ева кивает. Устало растирает глаза и таки прибавляет газу. Во все еще прохладном салоне повисает гнетущая тишина.
— Где у тебя тут подогрев сидений?
Не то, чтобы это важно. Я просто понятия не имею, с чего начать. Ева удивленно косится на меня, но все же вытягивает руку и нажимает по очереди две кнопки под магнитолой. Заду становится ощутимо комфортнее.
— Ева… — накрываю ладонью ее руку, покоящуюся на коробке передач, но она тут же выдергивает ее из моего захвата. Закусываю изнутри щеку. Боль отрезвляет. Опять молчу. Ее холодность не добавляет мне красноречия.
— Я могу рассчитывать на твою откровенность?
— Почему нет? Я никогда и ничего от тебя не скрывала.
— Окей. Кто тебе наплел… про нас с Лерой? Почему ты так просто ему поверила?
Ева резко оборачивается. Впивается взглядом в мое лицо и, покачав головой, снова концентрируется на дороге.
— Удивительно. Ты просишь меня об откровенности, а сам лукавишь даже сейчас.
— Я лукавлю?
— Ну, а как еще понять твои вопросы? Кто мне наплел о тебе с Лерой, и почему я так просто ему поверила… Ты серьезно? Будешь утверждать, что между вами ничего не было?
— Было. Но только однажды. Я… сорвался. Понимаешь… до меня дошли сплетни о вас с отцом. И если бы это кто-то один мне сказал — я бы, конечно, не поверил, но… В общем, мне тогда так дерьмово было, что хоть в петлю. А тут Лерка… и… не знаю. Сорвался я. — Веду рукой по лбу и отворачиваюсь к окну. — Вы даже не посчитали нужным скрывать ваши отношения…
— Тут ты прав. Мы действительно ничего не скрывали. Потому что нечего было скрывать.
— Вас видели вместе. Уже тогда. Отрицать это бессмысленно.
— Да разве же я отрицаю? Нет. Мы действительно виделись. Потому что твой отец помогал мне с визой. Да и вообще… помогал. У меня бабуля тем летом сильно болела.
— С какой еще визой? — её слова звенят у меня в ушах тревожной сиреной.
— С Британской, конечно же. Я так по тебе скучала, что… — Ева неопределенно взмахнула рукой. — А, к черту! Это сейчас неважно.
— Почему же? Важно… Для меня важно. Очень. — Бум-бум-бум… Что ж так сердце стучит? Еще немного, кажется, и выпрыгнет мне на колени. — Ты так по мне скучала, что…
— Бросила все, к чертям, и примчалась к тебе! Доволен?! Мне никто не рассказывал про вас с Лерой. Я… все своими глазами видела, Кит.
Мое сердце вываливается из груди, падает на пол и разбивается в мелкое кровавое крошево. Я склоняюсь к коленям, затыкая дыру в груди, но все напрасно. Не становится ни лучше, ни легче. Поднимаю голову и бьюсь лбом о панель, еще, и еще сильнее…
— Прекрати, Кит! Что ты делаешь?! Перестань…
Не могу перестать. Выходит, это я все испортил? Выходит… это… я? Собственными руками?
Выпрямляюсь. Подношу руки к лицу. Оборачиваюсь к ней. Я — безумец. Абсолютный безумец.
— Так… у вас ничего не было? Между вами… — мой голос срывается несколько раз за две короткие фразы.
Облизываю почему-то соленые губы. И смотрю на нее…
— Я была верна тебе до тех пор, пока это не перестало иметь значение для нас обоих.
Киваю. Гляжу перед собой и киваю. Еще, и еще. Каким-то своим, еще до конца не сформировавшимся мыслям.
Обхватываю голову. Тру виски.
— Зачем же ты вышла за него?
— Он предложил, а я согласилась.
Мне кажется? Или она тоже плачет? Ничего не вижу… Все расплывается.
— Чтобы отомстить мне?
— Нет. Чтобы не быть одной, Кит. Я так нечеловечески устала к тому моменту… Груз на моих плечах становился все неподъёмнее, и у меня просто не было сил тащить его дальше одной. А Саша, он… — пожимает плечами, — он просто взял на себя все мои проблемы махом.
