Ратибор только недоумевал — Велея казалась ему совершенно здоровой. Разве что… так ли безобиден был Таро?
Впрочем, думать еще и об этом не хотелось.
Размышлял Ратибор о том, что за всю свою жизнь ни разу никого не предавал, но, видать, наставало время. То суровое время, когда делаешь выбор — предать князя или себя самого?
Он медленно поднялся из-за стола, поклонился Бериславу, но тот даже не заметил. Ратибор посмотрел на сына: тот, низко опустив голову, медленно раскачивался из стороны в сторону.
«Ну вот, теперь дружинник», — мужчина хмыкнул и отправился в свои покои. Вслед неслись гомон, стук глиняных кружек и чье-то нестройное пение.
До своей опочивальни Ратибор не дошел, свернул на пол-пути, спустился по черной лестнице в кухню, а оттуда вышел во двор, за конюшню. Мороз крепчал. На черном небе переливались колючки звезд. Прямо над острой двускатной крышей терема повис бледный братец-Сиф, из тонкого серпика уже превратившегося в четвертушку полной луны. Под ногами хрустело.
Ратибор высмотрел знакомый силуэт в тени, неподалеку от навозной кучи, и, убедившись, что никто за ним не следит, шагнул ближе к стене конюшни.
— Ну, что скажешь?
Лица Тихора было не разглядеть в темноте, только глаза поблескивали.
— Да что тут говорить, отец. Чужестранца я лично под лед отправил, они ж лишний раз к нему прикоснуться боялись. Мол, воинской удачи не будет. А он, батя… Он не мертвый. Но и не живой. Волшба это большая, батя. Страшная.
— Ты сделал все, как я велел?
— А то, — в голосе Тихора послышалась гордость, — веревку к рукам привязал, и в снег ее вокруг проруби втоптал, чтоб никто не заметил. Не совсем понимаю, чего ты теперь хочешь?
Вряд ли мы его оживим.
— Мы его не оживим, верно… Но нам следует предать тело земле с должными почестями, сын.
Похоронить как героя. Не дело ему рыб кормить да в воде болтаться.
— Князю не понравится, — хмыкнул Тихор.
— А откуда он узнает? Уж не от тебя ли?
— Да нет, что ты…
Молчание.
— То-то же, — Ратибор огляделся. По-прежнему они были совершенно одни, — как владетельный князь отправится в покои, так и мы пойдем… к пруду…
— А Мирослав?
— А что — Мирослав? — Ратибор прищурился, — я его к сестре в Лесту отправил, вечером.
Науки торговые постигать.
Тихор фыркнул.
— Науки так науки, твоя воля. Лишь бы оно того стоило.
— Честь, сынок, всегда того стоит…
Гости угомонились, когда восточный край неба подернулся серой полоской подступающего утра. Ратибор и Тихор выехали на санях из города, к небольшому пруду, где летом бабы стирали белье.
«А ведь теперь, возможно, и ходить сюда будут бояться».
Тихор правил лошадью, Ратибор сидел рядом, но мыслями был уже далеко. Чувства обострились до предела, стали как у маленького мальчика. Грудь распирало, царапало единственным желанием — чтобы княгиня поверила тому, что скажет ей Мирослав. И это было самым главным…
Пруд расположился в низине, неподалеку от березовой рощи. Сейчас, в сумерках, заснеженные березы походили на бесконечные вереницы странных и даже пугающих чудовищ, опустивших белые щупальца, но готовых в любой миг атаковать. Да и пруд, куда отправили тело чародея, слепым бельмом смотрел в небо. Ратибор невольно поежился, покосился на Тихора и испытал невольную гордость за такого сына. Сидит себе, правит лошадкой, как будто товар на ярмарку везет. Да, такой с самим Хенешем сладит! А пруд… Что ж, возможно, он и будет проклятым, после такой княжьей благодарности.
Между тем они подъехали к самой кромке льда, и Тихор указал куда-то вперед, в сизую, приправленную рассветом темень.
— Вон там.
— Хорошо.
Ратибор выудил из-под рогожи топор, пилу для льда, и двинулся вслед за сыном. Шли недолго: скоро взгляд зацепился за небольшую прорубь, вокруг которой снег был затоптан десятком сапог.
— Гляди-ка, до сих пор льдом не затянулась, — присвистнул Тихор, — сдается мне, больше рыбы в этом пруду не будет.
— Нашему князю головой надо думать, а не седалищем, — буркнул Ратибор, — даже если чужестранец и умыкнул чужую жену.
Тихор уже шарил по снегу в поисках обрывка веревки.
— Я вот что думаю, отец. Вряд ли Таро украл княгиню. По ней вчера непохоже было, чтобы она с ним была против воли. Да и на вид вся тихая, скромная… На Велею точно не похожа.
— Мне она тоже понравилась, — негромко ответил Ратибор, — если бы не понравилась, я бы не делал… всего этого…
Тихор поднял в воздух веревку.
— Ну что, тянем?
Голос дрогнул. И неожиданно Ратибор понял, что даже его сын — неустрашимый Тихор, который самому Хенешу хвосты узлом завяжет, а потом меж рогов еще и спляшет — боится. Боится того, что они могут сейчас вытащить на свет Тефов.
В конце концов, никому из них не ведомо, чем мог обратиться таинственный чужеземец Таро после того, как его сердце пробила стрела. Не просто так Тихор говорил о том, что пустили под лед не-мертвого.
— Тянем, — Ратибор, не давая себе времени на сомнения, сам взялся за веревку, намотал ее заледенелый конец на кулак.
…Когда безжизненное тело черной кляксой легло на снег, оба они вспотели и запыхались.
— Это ты камень выбирал, что ли? — Ратибор вытер рукавом пот со лба.
— Я, — Тихор усмехнулся, — я проявлял должное рвение. Ты ж сам меня в дружину князю отдал, забыл?
И рубанул топором по натянутой веревке, уходящей под воду.
— Уфф… Все, вроде.
Глянул вопросительно. Ратибор же склонился к Таро, осторожно перевернул его на спину — и невольно отшатнулся.
Правду говорил сын. Чародей не был мертвым, равно как и живым. Стрела все так же торчала из груди, ее не смогли вынуть. Бледная плоть по-прежнему оставалась мягкой, упругой — как у живого. При этом Таро не дышал, глаза были плотно закрыты — как у мертвого.
— Хенеш меня дери, — в сердцах процедил Тихор, — это что ж такое, отец?!!
