Наконец Селин остановилась в двух шагах. Замерла.
А затем облизнулась и просипела.
— Иди же ко мне, красавчик, иди, утоли жажду своей госпожи.
Она протянула к Таро руки, грязные, покрытые незаживающими язвами. Сделала шаг. Ногти царапнули по щиту.
— Селин, — он не мог, не хотел оставить попытку докричаться до нее, — Селин, вспомни. Я Таро! Мы должны были остановить Разлом. Я убил тебя и сделал вампиром. Вспоминай, Некрос тебя побери! ВСПОМИНАЙ!
Таро и сам не понял, как ей удалось ослабить щит и скользнуть внутрь контура защиты.
А в следующий миг Селин с нечеловеческой силой ударила его в грудь, прижимая к стене лачуги.
— Моооой! — прорычала она в лицо, обдавая душным смрадом давно немытого тела, гнилых зубов, разложения, распада… безумия.
Темно-коричневый колтун сбился набок, и Таро увидел ее глаза. Наконец.
— Селин, — выдохнул беззвучно в перекошенный рот.
И только крепче прижал к себе, когда ноги магессы подогнулись, когда из носа, из ушей, из глаз хлынула кровь.
— Прости, прости меня, — раз за разом шептал он, тыкаясь губами в горячую макушку, — прости, что убил тебя еще тогда…
Нащупал в лохмотьях тонкую руку, сжал. Пульса не было, да и не могло быть. Магия крови позволяет убивать быстро и почти безболезненно.
Он потерял ощущение времени. Не знал, сколько простоял вот так, прижимая к себе то, что осталось от прекрасной Селин. Только бесконечное «прости», стынущее на губах вместе с дыханием, стальной обруч, стиснувший горло и слезы, намерзающие на ресницах. А еще — ощущение чего-то недоброго, неотвратимого… накрывающего его самого густой тенью.
Таро угрюмо посмотрел на подошедшего Ратибора.
Купец остановился, почтительно склонил голову.
— Это… она? Я видел отблески, когда полыхнуло… Вот и подумал, что или ты, или… тварь…
Маг разжал руки, и стынущее тело упало на грязный снег.
Ратибор склонился над ней, осторожно отвел в сторону волосы. Лицо Селин тоже оказалось покрыто язвами, корками запекшейся крови, как будто неведомая хворь разъедала ее изнутри.
— Это… женщина, — растерянно пробормотал Ратибор, — как же так? Почему?
— Она была… — Таро закашлялся, в горле расцветал алый цветок боли с лепестками-лезвиями, — она была госпожой Пустошей.
— Да как же… Как так? — Ратибор почесал бороду, — я видел однажды госпожу, она красавица, каких не рождается. А это…
— Она была госпожой Пустошей, — повторил Таро, — но потом утратила рассудок. Вот и все.
Обещай, что ее тело будет предано огню.
Таро с трудом соображал, как дошел до Ратиборова подворья. Колкий цветок в груди не унимался, царапая лепестками-лезвиями, вырезая на сердце «Селин». «Се-лин». Нескончаемое число раз.
Тогда, в далекой и погибшей ныне империи Солс магесса Селин была ему ближе, чем сестра, и уж конечно, куда ближе, чем любовница.
Потом он сделал ее вампиром.
А еще позже она сошла с ума, не пережив столетия боли и крови.
«А этой ночью ты убил ее».
Почему? Да потому что он был не в силах вернуть ей рассудок. Ну а в том, что вечная ночь лучше ночи безумного кошмара, маг не сомневался.
Таро с силой провел руками по лицу. Ему нужно с кем-нибудь поговорить, рассказать о Селин, иначе она так и останется с ним до конца дней, сводя с ума, вырезая на сердце свое имя. Ноги сами принесли к двери опочивальни, где должна была спать его маленькая княгиня.
«Ничего, проснется. Не так уж много мне и нужно».
И толкнул дверь, не таясь. Петли скрипнули, Таро шагнул в темноту комнаты, невольно прислушиваясь к дыханию белобрысой пигалицы. Свеча давно догорела и погасла, пахло теплым воском и почему-то еловой смолой.
«Она ведь спрашивала, кто я такой. Вот, сейчас и узнает. Расскажу… все».
Ее дыхание… он не сразу его расслышал.
Легкое, частое.
Таро в два широких шага пересек расстояние, отделявшее его от кровати, сбросил на пол кафтан и осторожно присел на край. Он ожидал, что Злата сейчас проснется, подскочит, завизжит, наконец, но она даже не пошевелилась.
«Пусть просто выслушает. Но — сейчас. Немедленно».
Маг потянулся в темноте рукой, тронул ее, кажется, за плечо — по пальцам скользнули шелковой волной ее волосы. Потом сжал легонько, прижимая ладонь к тонкой ключице, такой хрупкой и холодной…
— Злата!
Теперь уже подхватил двумя руками, тряхнул хорошенько.
«Твоя жена совсем плоха… умирает…»
Сорочка, так неуместно приспустившаяся с острого плеча, промокла от ледяного пота. Голова запрокинута. Лицо белеет в темноте, словно кусок мела.
Он тряс и тряс безвольное тело княгини, а она не откликалась, неподвижная, слишком холодная.
— Твою мать! — вырвалось из горла рычание, — Злата!
И, понимая, что иными способами не помочь, Таро швырнул женщину на постель и принялся сдирать с себя рубаху. Потом штаны. Пульс бухал в висках. В груди душной волной поднималась злость. Он обещал довести ее до замка в Пустошах, а княгиня, видите ли, изволит помирать. И это невзирая на то, что каждый раз он вливает в нее собственную силу.
Другая бы уже козой скакала, а эта…
Он буквально утонул в душной перине.
Подхватил безвольное тело, рванул сорочку. Тело к телу, иначе не получится. И без того резерв пустоват, построение щита выпило немало сил.
Маленькая, какая она маленькая, тощая и вся ледяная, как будто неведомая тварь выпивает ее жизнь!
И, вливая в тонкие вены Силу, прижимая к себе хрупкое тело, Таро внезапно рассмеялся. Ну какой же он слепой идиот! Три обмена, и все впустую. Такое ведь не бывает просто так.
…Утром ему придется поговорить с Велеей.
Нет, не утром. Прямо сейчас. Некоторые вопросы нужно решать быстро, не затягивая.
Он прислушался к дыханию женщины — хвала магии, оно стало глубже и размеренней. Правда, у самого Таро слегка кружилась голова, но ведь это не помеха, чтобы добраться до Велеи?
Маг осторожно потрогал Злату. Теплая. Совершенно беззащитная…
Рывком встал с кровати и принялся одеваться. Как назло, ощущение близости обнаженного женского тела не покидало.
«Для Велеи — в самый раз».
Он усмехнулся, нырнул в рубаху и вышел из опочивальни, теперь уже неслышно, крадучись.
Пусть все думают, что он у своей драгоценной женушки.
…А внизу, в тереме, Ратибор закатил ночную пирушку. Таро слышал, как суетится прислуга на кухне, бегают туда-сюда девки, гремят посудой. И это в то время как на заднем дворе, прикрытое тряпкой, ждет рассвета тело Селин.
