— Красиво как, — сказал вдруг Стефан. Потом помолчал и добавил: — я бы что-нибудь съел.
«Ну конечно! Он же человек. При том, отдавший тебе свою кровь…»
— Иди к себе. Я принесу.
— А где живешь ты? — еще один неожиданный вопрос.
— Я… — Лорин замялась.
С того момента, как в ее руки попался некромант, и она отдала ему в безраздельное пользование собственные апартаменты, сама Лорин ютилась на верхнем этаже одной из смотровых башен. Там Эйван устроил себе рабочий кабинет, все отсырело и покрылось пятнами плесени, но там хотя бы был диван. Гардеробная Лорин примыкала к занятым Стефаном комнатам, но имела отдельный вход, а потому госпожа Пустошей могла беспрепятственно переодеваться, никого не тревожа.
Так и не найдясь, что ответить, Лорин передернула плечами.
— Какая разница? Я не боюсь сквозняков, забыл?
— Но ты любила спать в хорошей постели, — заметил князь, неотрывно глядя на нее своими дивными темными глазами.
— Приглашаешь? — ухмыльнулась Лорин и тут же заметила, как окаменело лицо Стефана.
Нет, конечно же.
Кто добровольно позовет к себе в постель умертвие?
Хотя… Вон, сотник вроде остался доволен… И многие, многие другие…
Она покачала головой.
— Иди к себе, князь. Я принесу ужин, а потом проведу в купальни. Тебе следует восстановить силы, ты человек и ты слаб.
— Вот уж не думал, что спокойно буду выслушивать, как меня называют слабаком!
— Не слабаком, — Лорин смутилась и начала оправдываться, — но это так. Ты слабее меня, ты можешь заболеть…
— А что за купальни? — Стефан стоял буквально на расстоянии вытянутой руки, она ощущала терпкий аромат его тела, слышала, как мягко стучит сердце. Лунный свет вычерчивал мужественный абрис лица, и ей так хотелось провести ладонью по заросшей щетиной щеке, что Лорин даже спрятала руки за спину. Вздохнула.
— Под замком есть горячий источник. Я найду тебе чистую одежду, и мы можем пойти и помыться.
— Надеюсь, чистая одежда не будет снятой с твоих ллэ? — в бархатном голосе князя Лорин померещились смешливые интонации.
— Нет. Это одежда, которую я покупала для моего вечного возлюбленного, Эйвана.
Все. И на миг возникшая между ними магия разбилась на тысячу ранящих осколков. Снова была госпожа Пустошей, и снова был князь Стефан, убивший ее мужа.
— Я пойду, — глухо обронил Стефан и очень быстро ушел, растворился в ночи.
Лорин подняла лицо к небу. Глаза подозрительно пекло, но плакать не хотелось — снова будут кровавые разводы на щеках.
Поморгав и пару раз шмыгнув носом Лорин пошла в кухню. В конце концов, у нее в замке — человек, и этот человек должен что-то есть.
Она заглянула в кладовую, нашла там вяленый окорок, висящий на крюке, и пол-хлеба, изрядно зачерствевшего. Также в кладовой нашлись мешок проса, пол головы сыра, мешок муки и несколько кусков копченой грудинки.
Не мудрствуя, Лорин нарезала ломтями окорок, добавила хлеба. Поставила блюдо на поднос, а в довершение к этому налила кувшин вина из старых запасов.
«Сойдет для ужина», — решила она и понесла еду своему некроманту.
…Князь уже разделся до нижней рубахи и холщовых штанов. Сказать, что набросился на еду — не сказать ничего. Лорин с удивлением смотрела, как стремительно убывают ломти мяса, а сама думала о том, как недолговечна и хрупка людская природа. Стефан ел молча, да и у нее не было желания говорить. Потом Лорин заглянула в гардеробную, нашла чистую одежду, и они отправились вниз, к основанию замка, туда, где глубоко в подземной пещере бил горячий источник и текла подземная река.
Она любила это место. Магия, объединившись с природой, вырыла в скальной породе большую, шагов десять в диаметре, чашу. Теперь она была полна теплой, щекотно пузырящейся воды, и погрузиться в нее с головой было самым настоящим человеческим удовольствием.
Лорин сложила чистую одежду на камень, встретила недоумевающий взгляд Стефана.
— Что?
— Ты собираешься купаться со мной? Здесь?
Лорин передернула плечами. Начинается.
— Я не сделаю воду отравленной, не беспокойся.
Тем временем костюм из кожи виверны второй кожей скользнул к ногам. Стефан торопливо отвернулся. В тот миг Лорин очень, ну просто невыносимо хотелось подойти к нему со спины, обнять, почувствовать под тканью рубахи упругое тело. Может быть, даже куснуть — совсем чуть-чуть, играючи… но вместо этого она вздохнула и, сперва присев на край нерукотворной чаши, соскользнула в воду. Защекотали кожу пузырьки подземного газа, Лорин нырнула с головой — а когда вынырнула и вытерла глаза, поняла, что Стефан по-прежнему стоит, отвернувшись. Крикнула:
— Можешь раздеваться, я не смотрю… скромняшка.
Но все-таки смотрела. На крепкие плечи. На широкую, мускулистую спину и узкие бедра. На стройные ноги…
Лорин скрипнула зубами и поплыла к противоположному краю чаши. Снова поднимало голову опасное желание — прижаться к нему и пить, пить до дна, до последнего удара сердца. Сколько их было таких, молодых и красивых? Сотни. Но отчего-то зацепил именно этот, убийца Эйвана и урожденный некромант.
— Здесь тепло, — прозвучал из-за спины спокойный голос.
— Подземный источник, — повторила Лорин, — здесь я тоже согреваюсь и становлюсь такая же теплая, как и вода.
— А под солнцем ты не согреваешься?
— Я не люблю солнечный свет. Я ж вампир, госпожа Пустошей, ты забыл?
Облокотившись о шершавую каменную плиту, Лорин сквозь ресницы наблюдала за князем — благодаря сложному механизму из зеркал и нескольких жаровен здесь было довольно светло. Он несколько раз нырнул, затем вымыл голову, поплескал в лицо. Желание подойти и слизнуть капли, сверкающие на его коже, стало почти неодолимым.
Лорин не стала больше бороться с собой. К чему?
Нырнула, подплыла к Стефану со спины и, став на ноги, мягко обняла его за плечи. Втянула носом аромат его кожи, собрала губами воду, стекающую по позвоночнику. Почувствовала, как под пальцами окаменели мышцы.
— Лорин, — хрипло сказал князь, — не надо.
— Почему? — промурлыкала она и потерлась щекой о гладкую кожу спины, — возьми меня. Здесь. Я чувствую, ты хочешь.
— Нет.
Лорин отпрянула. Попятилась.
Как противно, больно, унизительно…
Да что ж она делает? Упрашивает этого человека сделать то, ради чего многие бы друг другу глотки перегрызли?
— Почему? — зло повторила она, — потому что я неживая? Потому что… это то немногое, что мне осталось? Чтобы ощутить тепло, чтобы не забывать, что я еще человек?
