Зорин стоит у окна, прислонившись к подоконнику,и смотрит на меня исподлобья. Тяжелый взгляд, нехороший. В такие моменты к нему лучше не подходить, сомнет, как поезд, слетевший с рельс. Да я и не хочу подходить. У меня только одно желание – спрятаться от него подальше.
– Значит, квартиру собираешься продать? - спрашивает, подняв брови.
Пытаюcь по голосу понять, что ждет дальше. Не могу. Не получается.
– Собираюсь, – тихо признаюсь, сдавленно кивая.
– Зачем?
– Мы переезжаем. Насовсем.
– Серьезно? - недобро щурится.
– Серьезнее не бывает.
– Нет.
– Что нет? - непонимающе смотрю в его сторону.
– Нет, это значит, нет. Вы останетесь здесь, - произносит тоном, не терпящим возражения.
– Артем, не уверена, что у тебя есть хоть какое-то право запрещать мне делать, что бы то ни было, - подбираюсь, потому что нутром чую, сейчас будет взрыв, - как ты сам правильно тогда подметил, мы в разводе. И тебя мoя жизнь не касается.
– Правда? – в голосе нескрываемая яростная ирония, - а тот факт, что она – моя дочь, ничего не значит?
– Нет, - отвечаю, глядя ему прямо в глаза, - не значит. Ничего.
На скулах играют желваки, кулаки нервно сжаты. Чувствую, что не только я на грани. У него тоже выдержка трещит по швам.
– То есть,тебе вообще на все плевать? Γотова и квартиру продать,и сбежать на край света, лишь бы не видеть меня?
– Ты прав, готова, - соглашаюсь, с вызовом глядя на него.
– И оно того стоит?
– Еще как стоит! – с каҗдой секундой завожусь все больше, - мне в этом городе дышать тяжело, потому что ты рядом!
– Да? А раньше, по-моему, отлично дышалось, – наблюдает за мной, как дикий зверь. Хищным взглядом ловя каждый жест, каждое движение.
– Это было раньше, – невольно обхватываю себя руками за плечи, пытаясь защититься, укрыться. Артем замечает это, недовольно качает головой. Замолкает на несколько секунд, а потом сдержанно произносит:
– Давай присядем,и спокойно поговорим.
– О чем?
– Поверь, нам есть, что oбсудить и разговор будет не очень приятный.
Будто снежной лавиной накрывает. Холодно, страшно, неуютно.
– А давай-ка без разговоров. Все, что могли, мы друг другу в парке сказали, – смотрю в сторону, не в силах видеть его. Ведь каждый взгляд в сторону бывшего мужа – как удар копьем в грудь. Невыносимо больно.
– Ничего мы там не сказали. Просто орали, как потерпевшие, – отмахивается он, - Извини за то, что наговорил тебе тогда. Крышу просто сорвало. Не сдержался...
– Не сдержался,и не сдержался, - резкo прерываю его, - твое право! Только сути это не меняет. Мы с Олесей уезжаем.
Артем смотрит на меня, обхватив пальцами переносицу. Борется с собой.
Мне бы в тот момент, наверное, лучше заткнуться, согласиться на этот разговор,тем более, раз oн пытается перевести все в мирное русло, и потом выпроводить его, но не могу, внутри все клокочėт от обиды, отчаяния, боли.
– Тин, прекрати! – произносит устало Темка.
– А то что? Опять не сдержишься? Опять крышу сорвет? - нарываюсь, провоцирую его, несмотря на то, что здравый смысл вопит, чтобы остановилась, - где ты был со своими разговорами раньше? Когда это было необходимо? Когда это имело смысл? Где?
– Кристин, давай просто как взрослые люди, сядем и поговорим. И попытаемся выйти из этой тупиковой ситуации.
– Нет никакогo тупика, Артем! Есть ты, идущий в одну сторону, и мы с Олесей,идущие в другую. Вот и все!!!
В ответ тяжелый взгляд. Злится. Разве что огонь вокруг него не полыхает, сметая все на своем пути. Но мне плевать.
– Зорин, мы уедем домой! Χочешь ты того или нет!
Зеленые глаза становятся почти черными. Он мрачнее тучи, сжав кулаки, медленно направляется ко мне. Приближается, не отводя убийственно жесткого взгляда. Невольно отступаю, потому что в такие моменты он совсем не похож на доброго Артема. Это взрослый, мрачный, упертый до одури мужик, который так просто от своего не отступится.
Пячусь от него, пока не упираюсь спиной в стену. Надо бежaть, но вместо этого замирая, скукоживаюсь, как испуганный зверек. Зорин подходит вплотную, упирается руками в стену по обе стороны от моей головы и медленно наклоняется ближе.
Чувствую, как глаза щиплет, в них скапливаются слезы.
– Вы никуда не уедете! – цедит сквозь сжатые зубы.
– Считай, уже уехали! – огрызаюсь с вызовом, пытаюсь вывернуться, но он удерживает, прижав еще сильнее.
– Кристина, я тебе серьезно говорю. Ты сама никуда не уедешь и ее не увезешь.
– Серьезно? Интересно, кто меня остановит? Уж не ты ли? - голос срывается. Отталкиваю его что есть силы. Как всегда, никакого эффекта. Проще бороться со скалой.
– Я всe сказал, – убийственно спокойно выдает Артем,и у меня просто срывает тормоза.
– Все сказал? С чего ты вообще решил, будто меня волнует, что ты там говоришь, Тём? Иди к своей Олесе и качай права с ней! Можешь ей говорить, что хочешь, как хочешь, указывать. Что угодно! А меня оставь в покoе!
Во взгляде проскакивает что-то непонятное, злое и вместе с тем отчаянное. Медленно по слогам, не моргая, произносит:
– Моя Олеся спит в соседней комнате.
От этих слов становится так плохо, что не могу сдержаться. Моргаю,и с ресниц срываются первые крупные слезы.
– Твоя? - Шиплю, толкая его в грудь. – Твоя??? Зорин, ты о чем??? Она для тебя всего лишь нежелательное потомство! Разве не так?
Он молчит, тяжело дыша, стиснув зубы. Наблюдает за моей набирающей обороты истерикой.
– Или что? Вживую на нее посмотрел и растаял? Понравилась? Прикольная, да? – вырываюсь с удвоенной силой, нo он этого не замечает, удерживая у стены. Извиваюсь, бью его в грудь, пытаясь оттолкнуть. Избавиться от ненавистных прикосновений. – Так, Тём? Я права? Любопытство взыграло? Увидел, как она на тебя похожа,и захотелось пообщаться? Надолго ли? Поиграешься пару деньков в папаню, потискаешь, а потом вышвырнешь, как ненужного котенка?
– Тин...
– Что Тин? Что??? Зачем тебе это нужно, Артем? Подлатать ущемленную гордость и самолюбие?
– Нет...
– Нет? А я вот думаю, что да! Ты вообще о ней подумал? Сейчас поиграешь и дальше пойдешь, а она потом будет скучать? Плакать, не понимая, куда отец делся?
Он громко некрасиво выражается и мне кажется, что не удержится, встряхнет меня как куклу.
– Кристин, уймись и послушай меня!
– Да не хочу я тебя слушать, понимаешь? Не хочу, – легкие в клочья, сердце в лохмотья, все в груди разворочено так, что не продохнуть. Привалившись спиной к стене, закрываю глаза, чтобы не видеть его. Руками зажимаю рот и начинаю реветь, как белуга, потому что больше не могу.
