– Почему мне?
– Потому что ты единственный бессмертный на этой планете, кроме меня.
– Ты в этом уверен? Если ты бессмертен, это не значит, что и я тоже.
– Лучший способ узнать это – проверить.
Он достает из ящика стола большой револьвер девятого калибра и хладнокровно прицеливается в меня.
– Я считаю до пяти. Если до тех пор ты не примешь мое предложение, я выстрелю.
– Я не понял, чего ты хочешь? – 1… 2… 3… 4… 5…
Он нажимает на курок. Я вытягиваю руку вперед. Все происходит, как в замедленной съемке. Пуля вылетает из ствола револьвера вместе с огненной вспышкой и медленно летит ко мне. Я знаю, что не успею пошевелиться. Пуля проходит сквозь мою рубашку, обжигает кожу, разрывает мускулы, разбивает ребро, словно сухую ветку, проникает сквозь плотную, влажную мякоть моего сердца и разрывает его, разрывает спинные мускулы, ломает позвоночник и застревает в стене позади меня.
Я падаю на спину, раскинув руки, с открытыми глазами.
На этот раз все кончено.
Гаснущим взором я вижу потолок и Жозефа Прудона, склоняющегося над моим трупом.
– Хр-р-р… я умираю…
– Тс-с-с… Молчи, маловерный. Я слышу, как он кладет револьвер на стол, снова берет сигару, щелкает зажигалкой. Он снова наклоняется надо мной, выпуская клубы дыма. Я с трудом пытаюсь произнести:
– Скажите Дельфине Камерер, что, умирая, я думал о ней.
Я закрываю глаза и чувствую, что истекаю кровью.
Проходит много времени.
Я все еще не умер?
Открываю глаза. Сначала один, потом другой.
Я все еще жив!
Поднимаюсь, опираясь на локоть.
Ошеломленно смотрю на дыру в своем пиджаке, на кровь, текущую ручьем. Пытаюсь зажать рану рукой. Прудон сидит, развалившись в своем кресле.
– Ты что, действительно ничего не помнишь? Не помнишь, что меня приговорили «оставаться бессмертным и понимающим все среди смертных и ничего не понимающих?» Тебя ведь приговорили к тому же самому.
Я вижу, как моя рана начинает зарастать. Чувствую, как проходит боль.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – говорит Прудон. – Я тоже сначала думал о том, что быть бессмертным неплохо. Я нырял в вулканы, прыгал с самолета без парашюта, играл на деньги в русскую рулетку, на войне всегда шел в атаку в первых рядах, иногда даже говорил другим: «Идите за мной! Это не страшно». Каким азартным становишься, когда понимаешь, что не можешь умереть… А потом я понял, что по большому счету это ничего не меняет. Мы приговорены к вечной скуке.
Он вставляет диск в видеоплеер. На экране снова появляется лицо Дельфины. Она оборачивается, ее черные волосы медленно летят вокруг лица.
– Ты любишь ее? Тогда готовься страдать, потому что она состарится, а ты всегда будешь таким, как сегодня.
Я встаю и сажусь напротив Прудона. Я начинаю его понимать.
– Это часть нашего наказания. Я и сам любил здесь многих женщин и пережил ужасные страдания, видя, как они превращаются в дряхлых, беззубых старух с трясущимися руками. И я принял единственно возможное решение: пользоваться, а не страдать. Как ты заметил, я постоянно обновляю ассортимент, чтобы у меня под рукой всегда было «свежее мясо». Я больше не трачу на это свою душу. Только любовницы, и ни одной любимой. Симпатичные девушки у меня в гостиной, правда? Можешь выбрать себе любую. Я люблю делиться.
Моя рана затянулась. Только пятна крови на рубашке и моих руках напоминают о том, что только что произошло.
– Мы боги. Осознаешь ли ты, наконец, какой властью обладаешь? Ну, и что ты теперь скажешь о союзе, который два ссыльных бога могут заключить на этой планете?
– Сожалею, но меня это не интересует.
Он раздраженно сминает сигару в пепельнице.
– Ах да, я и забыл… Дельфина! Твоя «великая земная любовь»! Это достойно уважения.
Я рассматриваю стол Прудона. Вижу знакомые изображения. Фигурки крыс.
– Они называют тебя Пророком. Значит, ты действительно создал религию, хотя раньше, в царстве богов, говорил «ни бога, ни господина»?
Сначала власть, потом разберемся. Все, кто меня знают, поклоняются мне. Новая религия, которую я создал, хороша тем, что дает разумные, обоснованные объяснения того, о чем остальные только бессвязно мямлят. Великий парадокс: лучший способ Доказать, что религия ведет в тупик, – создать собственную. Единственную, которая точно знает о том, что творится там, наверху. Ты же не станешь этого отрицать. Мы-то точно знаем, как там все устроено.
– Ты создал не религию, а секту!
– Пожалуйста, без оскорблений, Мишель. А потом, разве секта – это не та же религия, просто у нее пока не так много последователей, которые могли бы заставить остальных признать ее? Используя ненависть к дельфинам, я сумел объединить немало политических движений во многих странах. Даже черные, красные и зеленые флаги иногда выступали вместе во имя уничтожения дельфинов. Мало кому нравится твой народ. Самое забавное, что все их не любят по разным причинам. В бедных странных их считают слишком богатыми, в богатых – революционерами, которые хотят все поделить. Весь мир завидует им. Антидельфинье движение есть даже в странах, где нет дельфинов!
– Я думал, что анархия стремится освободить человека!
– Чтобы освободить его, сначала нужно обуздать его. Ты что-нибудь слышал о «народной диктатуре»? Красивый парадокс, не правда ли?
– Эдмонд Уэллс говорил: «большинство людей по своей природе великодушны, только мерзавцы устроены по-другому».
– А, старина Уэллс… Он был прав. Но я думаю, что последнее слово остается как раз за мерзавцами. Просто потому, что они более решительно настроены. Нужно быть реалистом. Ложь интереснее правды. Диктатура эффективнее демократии. Мир скучнее насилия. Все они кричат: свобода! Мы хотим свободу! Но на самом деле они не хотят ее. Если дать им эту свободу, они постараются как можно скорее отдать ее тирану. Вспомни русскую революцию на Земле-1: во имя освобождения народа они убили царя и на его место посадили супергероя Сталина, который заставил их голодать, ссылал в Сибирь, запрещал свободу слова.
– Это просто стечение обстоятельств.
– Мишель, смотри на вещи трезво. Это было предопределено. Народу нужен сильный лидер. Это вселяет в них уверенность, а свобода – тревогу.
Я вспоминаю, что Прудон и его люди-крысы нашли способ успокоить любое волнение в племени: нужно, во-первых, найти козла отпущения, а во-вторых, постоянно поддерживать страх перед вождем. Этот страх отвлекает от любых других.
– Поверь словам того, кто видел, как история бесконечно повторяется. Смертные выбирают пути мрака и насилия, хотя и не любят в этом признаваться. Это дикари. И с ними нужно говорить на их языке. Тех, кто ненавидит, больше. Ими проще управлять. И кроме того, они самые активные. Чем разрушительнее цель, тем с большим энтузиазмом пойдут они к ней. Именно их руками я устрою всемирную революцию.
