У моря расположен буфет, где оры и Времена года подают прохладительные напитки со льдом, фруктами и соломинками.
Ученики беседуют между собой. До меня доносятся обрывки разговоров. Двое обсуждают историю «Земли-1», пытаясь понять, что происходит на «Зем-ле-18».
– Афиняне опередили других благодаря одной мелочи, которую изобрел гражданин Афин. Скамьи гребцов стали обивать кожей, и гребцы могли теперь скользить вперед и назад по скамье. Таким образом, руки их теперь сгибались под одним углом, и они выиграли десять процентов мощности. Этого было достаточно, чтобы побеждать в сражениях.
– Греки побеждали на море, а римляне – на земле.
– Да, но если греки ограничивались тем, что назначали наместником лояльного к ним царя, римляне проводили настоящую оккупационную политику на захваченных территориях, оставляли там постоянный гарнизон. Они хотели быть уверены, что соберут свои налоги.
– Как бы то ни было, римляне оставили после себя дороги и много памятников.
– Да, они строили дороги, чтобы лучше грабить завоеванные земли. На закате римской империи в столице было собрано столько богатств, что они уже не знали, куда девать деньги.
– Почти как испанцы после завоевания Америки. Переизбыток золота разрушает империю.
Я понимаю, что в Олимпии готовят не только отличных правителей, но и теоретиков божественного ремесла.
Рядом двое других учеников беседуют о бунтах.
– Я знаю, что с этим делать. Нужно найти зачинщиков и изолировать их. Остальные будут предоставлены сами себе. Во время восстания бунтовщики становятся сообществом. Полиция, чтобы лишить их мотивации, должна заставить восставших снова стать отдельными личностями. По одиночке они беззащитны и не хотят проблем.
Я больше не хочу слышать разговоров «о работе».
Рядом одни боги-ученики играют в шахматы на походном столике, вкопанном в песок, другие – в го, в ролевые игры, в «Ялту» – игру, в которой на треугольном поле передвигаются белые, черные и красные шахматные фигуры.
Густав Эйфель против Прудона и Бруно.
– Привет, Мишель, привет, Мата! Хорошо провели ночь? – подначивает Эйфель.
– Никто не заметил, как вы ушли вчера вечером. Скрылись, как воры, – добавляет Бруно.
Не придумав оригинального ответа, я здороваюсь с остальными.
– Привет, Жорж.
– Привет!
Сегодня утром нет занятий, сражения, напряжения, и я чувствую себя необыкновенно легко.
– Давай сядем здесь, – предлагает моя спутница, указывая на свободное место, где можно постелить полотенца, – между Лафонтеном и Вольтером.
– Отлично, – соглашаюсь я, надевая солнечные очки.
На берегу двое учеников играют в волейбол, перебрасывая мяч через сетку.
Я подхожу к группе учеников, играющих в карты. Я не сразу узнаю, что это за игра. Потом вспоминаю, что читал о ней в «Энциклопедии»: это Элевсинская игра. Она отлично подходит к этому месту, потому что игрокам нужно найти… правила игры.
Другие ученики купаются. Кажется, вода довольно прохладная. Они заходят в воду постепенно, обливая шею, плечи и живот. Эдит Пиаф напевает, чтобы подбодрить себя: «Нет, я ни о чем не жалею».
– Хорошая вода? – спрашиваю я.
Передо мной возникает сатир и тянет за руку:
– Хорошая вода, – повторяет он.
– Оставь меня в покое, – говорю я.
– Оставь меня в покое, оставь меня в покое, оставь меня в покое.
Эти сатиры со своей манией всех передразнивать прямо наказание какое-то.
– Сначала немного холодно, а потом уже и вылезать не хочется, – отзывается Симона Синьоре. Она стоит в воде по шею.
Я вытягиваюсь на полотенце.
– Что будем делать?
– Отдыхать, – отвечает Мата Хари.
Мне кажется несколько безнравственным вылезти из постели, чтобы спать на пляже, но я подчиняюсь. Вдруг кто-то загораживает солнце.
– Можно сесть рядом с вами? – спрашивает Рауль Разорбак.
– Конечно, – разрешает Мата Хари.
Мой друг устраивается на песке.
– Я хотел сказать тебе, Мишель, что твои люди-дельфины и китовый порт… В общем… В общем, мне очень жаль, что так вышло.
Он говорит так, словно его народ действовал сам по себе. Словно он отец детей, которые случайно разбили окно мячом.
– Ты сожалеешь, что дал тем, кто выжил, сбежать морем? – усмехаюсь я.
– Нет, я говорю серьезно. Я считаю, что во многом действовал неумело, и моя реакция на твои действия была слишком примитивной. Это ответный удар на действия твоего Освободителя. Я не был готов к тому, что все может рухнуть, повинуясь воле одного решительного человека.
Я стараюсь остаться безразличным.
– В игре много неожиданностей.
– После ужина мы с теонавтами собираемся устроить вылазку в Оранжевую зону. У нас есть шлемы. Помнишь, я тебе говорил, и…
– Постойте, я тоже предполагала сегодня отправиться в исследовательскую экспедицию, – протестует Мата Хари, которая слышала наш разговор.
– Да, и куда же?
– На материк пяти чувств.
Я улыбаюсь и целую ей руку.
– Очень жаль, Рауль, – отвечаю я. – Сегодня вечером обойдетесь без меня.
Оры устанавливают рядом с нами гриль для барбекю. Рауль идет купаться.
Мы с Матой Хари греемся на солнце, словно ящерицы.
– Сегодня вечером я не пойду с Раулем и не останусь с тобой, – говорю я.
Мата Хари сдвигает очки на нос и внимательно смотрит на меня.
– Что же ты будешь делать?
– Ничего особенного.
– Скажи мне, иначе я не оставлю тебя в покое.
Я шепчу ей на ухо:
– Я хочу продолжить партию.
– Но это запрещено. Сейчас каникулы. Наши народы живут без нас, по тому сценарию, который мы им дали.
– Вот именно. А я хотел бы изменить мой сценарий.
Мата Хари смотрит на меня с беспокойством:
– Мы ничего не можем сделать. У нас нет доступа к игре.
Я целую ее.
– Я уже делал это.
– Значит, это ты – тот наглый гость, о котором говорил Атлант?
– Я и Эдмонд Уэллс. У нас не было выбора. От наших народов осталась кучка потерпевших кораблекрушение, шторм трепал их в море на утлом суденышке. Нам оставалось нарушение правил или гибель.
– Теперь я понимаю, как вам удалось создать такую развитую цивилизацию на острове Спокойствия
[19]
.
