– Слава Спящему! – прошептала я. – И ещё раз простите за вишневую косточку.
Видимо, из-за слез мне показалось, что солнечный диск мне подмигнул.
А потом был праздник. столы, расставленные прямо вдоль деревенских улиц. Ломились от снеди и вина, музыканты, которых нанимали не только в графстве, но и за его пределами, исполняли веселые мелодии на каждом перекрестке. Молодожены бродили рука об руку от стола к столу, останавливались, чтоб принять поздравления, или выпить предложенную здравицу. Я заметила, что лорд Биркелан крайне осторожен в возлияниях. Накануне я предупредила будущего родственника, что делом чести любого шерезийца является напоить жениха до состояния невозможности исполнения супружеского долга.
– Если вы не дойдете до спальни, свалившись по дороге, это доставит всем удовольствие, – говорила я с извиняющейся улыбкой. – Всем, кроме вашей супруги, разумеется. Но не тревожьтесь, мало кому в наших краях удавалось добраться до супружеской поcтели в первый же день свадьбы. Есть даже куцый список из двух героев, один из которых не пил вовсе, связанный зароком Спящему, а второго, по слухам, так блюла новобрачная, что не позволила выпить на собственной свадьбе ни капли.
Сейчас мне казалось, что в конце нашего исторического списка завтра вполне можно будет написать имя лорда Биркелана. Матушка же не осторожничала, с готовностью осушая бокал за бокалом. Наконец, когда она покачнулась, хихикнув при этом, лoрд Томас подхватил ее на руки и понес к замку, оставив на дoроге оторванный алый шлейф платья.
Гости проводили их аплодисментами и напутствиями, даже самое пристойное из которых, повторить я бы не осмелилась.
В толпе меня разыскала Мари.
– Если желаешь извиниться за предательство, – грозно начала я, отдернув схваченную бывшей подругой руку, – пустое.
Она огладила на бедрах зеленый шелк:
– Ты в своих приключениях, видимо, позабыла, как тяжко живется простой девушке в провинции.
– Не пытайся вызвать жалость. Ты продала меня не за кусок хлеба и никто не угрожал твоей жизни!
Я замолчала, заметив, что гневная тирада оставила ее равнодушной. Ну разумеется, гoраздо приятнее любоваться дорогой тряпкой!
– Мы больше не подруги, – сказала я грустно.
– Я видела здесь ту мужеподобную леди, что подарила мне платье, – вдруг сказала Мари. – Мы, может и не подруги, не очень-то и хотелось, но я решила тебя об этом предупредить.
– Спасибо.
Поблагодарила я искренне, я обрадовалась возможности вновь увидеться с Дидиан.
– Где именно ты ее заметила, ту леди?
– Ты разыщешь ее без труда, иди на вопли нашей милой Сюзетт. Мужеподобность леди нисколько не смутила нашего бравого Пьера, так что леди сейчас как раз тягают за ее белокурые космы у кузни, где Сюзетт застукала прелюбодеев.
Ну с Пьером-то понятно, но с чего даму благородных кровей потянуло после деликатесов на черный шерезийский хлебушек…
Я уже не слушала, не попрощавшись, побежала к кузне.
Светопреставление было в самом разгаре. Сюзетт, визжа и грязно ругаясь, как раз колотила по стропилам вырваной из забора доской.
Стропила страдали лишь потому, что леди Дидиан удавалось уворачиваться от ударов.
– Падшая женщина!
Ну, разумеется, слово было лишь одно и гораздо более экспрессивное.
– Ты ошиблась, милая девушка, – пригибалась леди Виклунд.
– Твой достойный супруг и я вовсе не собирались «труляля».
– Прелюбодеи!
Пьер обнаружился у стены. Не знаю, что собирался делать именно он, но штаны кузнеца не спадали лишь потому, что он держал их руками у пояса.
– Мой сдобный пирожок, – дрожащим басом вещал кузнец. – Я абсолютно ни в чем не виноват! Эта леди, Спящий подари ей здравомыслия, сама затащила меня внутрь.
– Кстати, добрый человек, – Дидиан развернулась к страдальцу, приняла удар предплечьем и стряхнула под ноги обломки доски, – давай-ка разберемся. Я позвала тебя для беседы. Ты предложил уединенное место и сразу снял штаны.
Беседы в ваших краях ведутся голышом?
– Ах ты, – сказала Сюзетт и вцепилась в волосы изменщика.
– Это все она. Ее бей!
Девушка царапалась как дикая кошка, обхватив кузнеца ногами, он не защищался, потому что штаны сами себя держать не могли. Собравшаяся во дворе толпа подбадривала обоих, заключались пари на победителя и на то, покажут ли зрителям голый зад прелюбодея. Кто-то поднес леди Дидиан бокал, она приняла его с легким поклоном, потом, заметив меня, широко улыбнулась.
– Ты могла свернуть ей шею в одно мгновение, – сказала я, пробравшись к ней сквозь зрителей.
– Твой бывший? – Кивнула подруга в стoрону драчунов.
Она осушила бокал и, перевернув его, потрясла в воздухе.
Один из парней, правильно понявший пантомиму, протянул нам бутыль.
– Хорошее вино, – Дидиан отбросила бокал и отпила из горлышка. – Так это он? Тот самый, что разбил твое сердце?
– Мое сердце разбил совсем другой, и ты об этoм знаешь. – Я доверчиво прислонилась виском к ее плечу. – Как же я рада, что ты вернулась!
Одежда леди Виклунд оказалась мокрой.
– Озерная вода, – ответила она на мой вопрос. – Я обо всем тебе расскажу. Фах-хан. В этом твоем Шерези есть хотя бы одно место, где не пьют, не едят, не дерутся, где нет толпы и музыкантов, от творчества которых у лорда Доре пошла бы ушами кровь?
Я хихикнула:
– Если леди-коннетабль сможет скрытно провести нас в замок, мои покои будут к ее услугам. Там совершенно точно нет ни бывших парней, ни бывших подруг, ни музыкантов.
– Вина там тоже нет? Давай захватим несколькo бутылок с собой.
Дидиан была как всегда великолепна. Она обняла меня за плечи и повела сквозь толпу. Сюзетт и Пьер уже валялись на земле, и было мало понятно, что там происходит – окончание драки, или начало примирительного «труляля».
Пару раз со мной пытались заговорить знакомые, но леди Виклунд не давала мне остановиться, увлекая к воротам замка.
– Твоя комната? – Дидиан уселась на постели, вытянув ноги в ботфортах.
Во дворе раздалась песня, исполняемая пьяными голосами.
– Местная традиция, – я пожала плечами, как бы извиняясь, – они ходят вокруг замка и орут под окнами, в которых есть свет.
– Ну так давай его потушим.
Я задула обе свечи.
– Дать тебе сухую одежду?
– Пустое. – Почти вся фигура леди Виклунд скрывалась теперь в тенях балдахина.
Голоса снаружи удалялись.
– Так и собираешься подпирать подоконник?
Я вдруг ощутила какую-то непонятную робость, поэтому ответила с нервным смешком:
