Следующий час мы занимались приятными девичьими делами: потрошили дидиановы сундуки с приданым, буквально купаясь в разноцветном шелке, расчесывали ее волосы драгоценными гребнями, закалывали локоны сотнями шпилек.
– Тебя тоже надо приодеть, – решила леди-коннетабль, любуясь собою в зеркале.
Полюбоваться, к слову, было на что. Платье я ей выбрала лазоревое, с чуть более светлым атласным лифом и квадратным глубоким вырезом. Шея Дидиан и без того длинная, стала изящно-бесконечной, а ложбинка между грудей, которую обеспечил плотный и жесткий лиф платья, манила даже Болтуна.
По крайней мере, что-то такое он болтал у меня над ухом, пока я застегивала на шее Дидиан ониксовую треугольную подвеску.
– Это же герб ван Хартов?
– Подарок жениха.
Я неловко дернула цепочку, отчего леди взвизгнула, но не пошелохнулась.
– Воинская выправка, – похвалила я Дидиан. – Прости мою неловкость.
– Дело житейское, – ответила она, а потом быстро спросила. – Гэб тебе неприятен? Подoжди, Бастинда. Ты сейчас ответишь – «нет, с чего бы это», а я обижусь на ложь. У тебя за время нашего знакомства могло создаться впечатление, что я – наивная дурочка. Оно в корне неверно. Есть уйма вещей, в кoторых я ничего не понимаю, как-то дамские премудрости, или флирт. Но то, что касается слов, тона, кoторым они сказаны и выpажений лиц во время разговора, я считываю без труда. Я, знаешь ли, командир, и всегда должна знать или догадываться, о чем думает другой человек.
Я вспомнила, с каким подчеркнутым уважением ведут себя с леди-коннетабль ее подчиненные, и решила, что она не хвастается и не преувеличивает.
– Я ненавижу твоего жениха. Я боюсь Гэбриела ван Харта и не доверяю ему. Если ты читаешь людей как раскрытые книги, ты должна это недоверие разделять.
Застежка наконец защелкнулась и я опустила подвеску.
– Раз мы с тобой подруги, – Дидиан развернулась ко мне, даже не взглянув в зеркало, – я тебе скажу : Гэб вовсе не такой, каким может показаться. Иногда он груб, иногда слишком расчетлив, но благороден и добр.
– Добр? До тебя доходили слухи о том, какой невероятной интригoй он добился отречения от себя лорда ван Хорна?
Дидиан покраснела и опустила очи долу:
– Я не в восторге от интриг и сторонюсь их. Но дядюшка Гэбриел многое сделал для того, чтоб потерять сына. И кроме бесконечных побоев и унижений…
Дидиан вздохнула, отчего оникс блеснул в свете свечей.
– Там осталось что-нибудь от нашего обеда?
Это было второй причиной, почему я не бежала от новой хозяйки. Она покормила меня обедом. Проснувшись, призвала замковых служанок и велела сервировать трапезу в спальне. На две, заметьте, персоны. Ну не милашка ли?
– Вино?
– Именно то, что надо.
Она подошла к разоренному столу и налила в бокал бардового дювалийского.
– Гэбриел с самогo детства был несчастен. И это грех обоих его родителей.
– Ван Харта и ван Хорна?
– Лорда и леди ван Хорн. Для нее сын служил лишь способом держать в узде супруга, а для него – досадной помехой. Чего бы не делала юный ван Хорн, ничего не радовало супругов. Когда леди ван Хорн отошла в чертоги Спящего, и мальчика взял к себе дядюшка Адэр, лучше, вопреки ожиданиям не стало.
Бедняжку настолько стремились закалить и подготовить к любым невзгодам, что держали впроголодь. А спал он, представь, на полу, пока не уехал получать ученую степень в тарифском университете.
– Вы с самого детства знакомы?
Я вдруг вспомнила, как Гэбриел, тогда еще ван Хорн, выбирал себе место для ночлега в миньонской казарме. Я еще удивлялась, что аристократ и белоручка понимает как лучше защититься от сквозняков.
– Да, – просто ответила Дидиан. – И, поверь, друга старинней и преданней у Гэба в этом мире нет. Мы одногодки, и первые ратные уроки получали вместе, были партнерами на тренировках и после них.
– Именно тогда вспыхнула ваша любовь?
– Какая еще любовь? – Леди по-мужски хохотнула. – Нас обручили лет в десять, наверное. Это было выгодно обоим семьям. А мы…
Она наконец хлебнула вина и чуть качнула бокалом, любуясь игрой света на нем.
– Мы решили, что пусть, и пообещали друг другу не мешать, если один из нас влюбится и решит заключить брак по любви.
Дидиан прошлась по комнате.
– Я влюбилась первой. В тринадцать. Лорд ван Турберт был несколькими годами старше, ему было около двадцати, несколько выше ростом и гораздо опытней в делах любовных.
Пара комплиментов, парочка поцелуев и я уже была готова свалиться в его руки как спелый плод.
– И ван Хорн…
– Я, разумеется, поведала ему о своих желаниях. Гэб не отговаривал меня, заметив лишь, что благородный дворянин на месте моего возлюбленного, подождал бы несколько лет, пока я достигну подходящего для телесной страсти возраста. Я возразила, что сердцу не прикажешь.
– Он разлучил тебя с этим парнем? – спросила я едко. – Это же так похоже на Гэбриела, он следил за бедным юношей, пока тот не оступился, а потом привел тебя полюбоваться на его падение? Кого он ему подсунул? Служанку? Белошвейку?
– Нет, – Дидиан грустно улыбнулась. – Все было совсем не так. Гэб вызвал Турберта на дуэль. Чтоб ты понимала, в свои тринадцать мой официальный жених был худеньким нескладным подростком, едва доставал макушкой до моего плеча, и выглядел так, будто пpихлопнуть его будет делом минуты. И вот, представь, этот заморыш бросает вызов одному из лучших дювалийских бретеров, тому, на счету которого уже пять, или шесть побед в подобных поединках.
– Твой возлюбленный не мог отказаться от дуэли. Это опозорило бы любого дворянина.
– Он и не отказался. Но, как вызываемая сторона, выбрал бой на клинках, и не до первой крови, а до смерти.
– В уверенности, что убьет Гэба?
– Именно. Он мог выбрать рукопашную, он мог сказать, что бой будет вестись тренировочным затупленным оружием, но выбрал именно то, что выбрал…
Леди ван Сол отпила из бокала и зажмурилась. Было заметно, что воспоминания не доставляют ей удовольствия.
– Что произошло потом? Ты разочаровалась в возлюбленном и предотвратила поединок?
– Как я могла? Я стояла как дура и смотрела, как оба претендента на мoе сердце и руку пытаются покрошить друг друга в капусту.
Дидиан замолчала.
– Судя по тому, – сказала я осторожно, – что ты до сих пор невеста Гэбриела, его не убили.
– Тебе знакомо слово «вольтижировка»?
– Впервые слышу.
– Не удивительно. Это особый вид ведения боя, сложный и предназначенный для очень легких и подвижных бойцов. Два изогнутых клинка в обоих руках, они как бы порхают вокруг тела. Гэб осознавал свои недостатки, но обернул их достоинством. Он даже не стремился атаковать, уходил от ударов и защищался. Через пол часа соперник устал, ещё через четверть ван Турберт стоял передо мною на коленях с клинком у горла и просил прощения.