Замок щелкнул, и в приоткрытой двери показалось лицо женщины, которую он считал мисс Глори.
– Что ты тут делаешь?
– Извините, что я… С Карлой приключилась одна история, и я просто хотел узнать, у вас ли Донован.
– Донован здесь, но…
– Что такое? Кто там? – раздался голос другой женщины.
В темноте прихожей Чез увидел, как она подошла и встала рядом с мисс Глори. Дверная цепочка звякнула, дверь широко отворилась – и незнакомая женщина издала пронзительный крик.
Глава 10
Чутье матери способно узнать возлюбленное чадо даже в опустившемся мужчине.
Джордж Элиот
Руки в карманах – именно так он стоял в детстве в ожидании школьного автобуса. Лицо осунулось и покрылось щетиной, но из-под капюшона толстовки на меня смотрели карие глаза его отца. Дрожа от волнения, я завела гостя в дом.
– Мэтью, мой Мэтью, – все бормотала я и, чтобы устоять на ногах, держала его за руки. – Это ты, это ты.
– Мама, – еле слышно произнес он и зарыдал на моем плече.
Не скрывая слез, я обняла его и все повторяла:
– Это ты, это ты, это ты.
Я коснулась его щек и заглянула в глаза.
– Ты дома, – сказала я дрожащим голосом, – ты дома.
Отведя его на диван, я отправила Мириам за одеялами. Как будто в замедленной съемке она бросилась в темноту комнаты, а через мгновение вернулась с одеялом и укрыла плечи Мэтью. Она не промолвила ни слова, в глазах у нее стояли слезы. Включив лампу, Мириам помогла снять кроссовки с носками и укутать ноги в одеяло, а после опустилась в кресло. А я сидела рядом с ним и, еще не до конца понимая, что происходит, касалась его щеки, словно желая убедиться, что все это по-настоящему.
– Каждый день я видела твое лицо, – говорила я, и слова застревали у меня в горле. – Каждый божий день я молилась и просила о твоем возвращении.
У меня перехватило дыхание, и голос превратился в невнятный писк.
– Мой сын, мой мальчик…
Я обняла его за шею, и мы разрыдались в объятиях друг друга. Невозможно описать, как сильно я скучала по сыну, по звуку его голоса. В голове крутились какие-то слова, но я не могла сложить из них фраз. Я только повторяла снова и снова: «Я люблю тебя». Спустя столько лет скитаний мой сын снова был дома.
* * *
Когда шок первых минут начал спадать, Мэтью затрясло, и я сжала его руки в своих, чтобы согреть. Мириам принесла горячий кофе; взяв чашку, он расплескал его и очень смутился. Пробежав пальцами по волосам, он закрыл лицо трясущимися руками.
– Мириам, над плитой стоит бутылка вина. Принесешь ее, отпразднуем?
– То, с которым ты готовишь? Ты хочешь…
– Над плитой, – прервала ее я, – будь так добра.
Вернувшись с бутылкой и наполнив бокал для Мэта, Мириам взглянула на вино, а затем на меня. На всех не хватало. Она капнула на донышко моего бокала.
Не поднимая головы, Мэтью сидел с пустым бокалом на коленях.
– Меня не было семь лет, что я могу тебе дать, мам, – всхлипнул он.
Я склонилась над ним и заключила в объятия. Коснувшись его щеки и посмотрев в лицо, я увидела те самые карие глаза, что не выходили из моей головы все семь лет.
– Ты пошел в отца. Ты очень похож на него.
– Я совсем не похож на него, – покачал он головой, – и я уже не тот, каким ты меня помнишь.
Впервые ему стало по-настоящему горько за своего отца, и горячие слезы полились по рукам, омывая душу за годы бегства и бесчестия.
– Прости меня, мама, – произнес он надломленным голосом. – Я ранил вас с папой. Надеялся, что в другом месте мне будет лучше, но мне всегда было только хуже.
Мириам не раз порывалась уйти, но я ее останавливала. Секретов у меня нет.
Узнав про Карлу, я сразу же позвонила Далтону и Хедди. Далтон спал, и мне даже пришлось заорать в трубку, чтобы донести до него информацию. Я не стала рассказывать им все, только сообщила, что молодой человек, который нашел Карлу, пришел ко мне домой, и они тотчас поехали к ней в больницу.
Как выяснилось, последние два года Мэтью жил всего в часе езды к северу отсюда.
– Ты был так близко, – повторяла я снова и снова, – так близко.
И, когда он рассказал, что переехал сюда три недели назад ради работы в универмаге Уилсона, я просто схватилась за голову.
– Если честно, я подумал, что это вы мисс Глори, когда вы приходили тогда в магазин, – сказал Мэтью, обращаясь к Мириам.
– Ну, ты даешь! – расхохоталась она, запрокинув голову. – Единственная мисс Глори здесь – это твоя мать.
Он смущенно взглянул на меня. Нам столько всего предстояло обсудить.
– Тебя звали Чез, так ведь? – спросила Мириам.
– Чез, – посмотрел он на меня. – Все звали меня Чез.
– Второе имя твоего отца?
Он кивнул.
– Чез Макконнел.
Моя девичья фамилия. Даже в годы скитаний Мэтью умудрился сохранить при себе частичку семьи. Он не смог забыть все.
Почти перед рассветом я показала Мэтью комнату Эрин. Глядя на него, можно было подумать, что он проспит неделю. Да я и сама, казалось, проспала бы не меньше.
– Обычно здесь спит наша соседка, – сказала я, закидывая в шкаф разбросанные вещи, – но она только что родила ребенка и сейчас с мамой.
Опустив шторы, я поцеловала сына в щеку.
– Наконец-то наступило Рождество, – прошептала я, взяв его за руку.
Впервые он стоял передо мной при свете, я увидела плечи, руки, грудь. Уже не тот худощавый мальчик, каким я его помнила. Лицо утратило детскую округлость, заострились скулы, появилась щетина. Это было лицо мужчины. На меня смотрели глаза его отца, но в них не было света, и это разрывало мне сердце.
– Столько раз, – сказал он, в нерешительности потирая подбородок и оглядываясь по сторонам, – я хотел вернуться домой… И не мог.
Мэтью опустил глаза и пошаркал ногами.
– Я столько всего наделал…
Его глаза заблестели.
– Я просто не мог вернуться, не мог так поступить с тобой.
– Ты всегда мог вернуться, – сказала я, взяв его за руки, – что бы ты ни сделал.
– Нет, – покачал он головой. – Не мог.
Стыд – тот еще задира. Вьется за тобой хвостом, тычет в плечо время от времени, а потом – бац! – и ударит в нос. За семь лет Мэтью вытерпел немало таких ударов.
– Ты всегда будешь моим сыном, – коснулась я его щеки, – ничто не сможет этого изменить.
