Я еще раз вытерла лицо салфеткой и скомкала ее в руке.
– И никаких вестей о нем… с тех пор?
– Никаких. Мы только молимся о нем в надежде однажды достучаться до его сердца.
– А что, если ваши молитвы не работают?
– Ну, разумеется, работают! – воскликнула я, вскинув голову.
– А что, если нет?
– А что, если да?
– Все-таки Мэтью не вернулся, – тихо произнесла она.
– Должно быть, таков его выбор. Мы не пешки у Бога в руках. Мы вольны поступать так, как сами пожелаем.
Мы обе замолчали.
Вновь исчезнув в темноте гостиной, я сняла с елки конверт и принесла его Мириам.
– Лет двадцать назад мы ходили на очередной баскетбольный матч Эндрю. Против них играла команда из маленького, богом забытого городка в Джорджии. Мальчишки были одеты кто во что горазд: в джинсы, в шорты – кто что смог раздобыть. В себя они явно не верили и играли кое-как. Уолт тогда сказал: «Если бы я мог купить форму этим ребятам». Ничего не ответив, я сразу пошла выяснять, где можно купить спортивную форму. На Рождество я оставила для него конверт в ветвях елки – мой подарок. Я вложила туда записку «Боевые Орлы» получили подарок от твоего имени» и фотографию команды в новехонькой форме. С тех пор мы с Уолтом каждый год пытались перещеголять друг друга этими конвертами. А это, – похлопала я по конверту у себя на коленях, – последний конверт для Уолта. Обещание, что я никогда не перестану искать Мэтью.
– Ты поэтому разрешила Эрин пожить у тебя? Поэтому ты ковыряешься в мешках с грязной одеждой и моешь вонючие холодильники?
Беспомощно крутя конверт в руках, я почувствовала, что мои глаза наполняются слезами. Подавшись вперед, Мириам впилась в меня взглядом.
– Глория, ты же не винишь себя за то, что он ушел?
Поглаживая пальцем пожелтевшую бумагу, я молча смотрела на конверт.
– Мой отец всегда говорил: «Пойми, что гложет твое сердце, и займись делом». Меня убивала мысль о том, что Мэтью оказался на улице. Я думала об этом каждый раз, когда видела других бездомных, и понимала, что должна им помочь. И я всегда молилась о том, чтобы кто-нибудь помог Мэтью, где бы он ни находился.
– Он не знает, что ты переехала сюда?
Я удалилась в гостиную и пристроила конверт среди еловых веток.
– Нет, – сказала я, вернувшись, – но в том городе все еще живут наши родственники, он мог бы найти меня через них.
Сев за кухонный стол, я сложила руки под подбородком.
– Мне было одиноко в Джорджии. Дети разъехались, мужа не стало. Меня окружала лишь тишина, оглушающая тишина, я не находила себе места. У Уолта было кресло, в котором он подолгу сидел, укрывшись старым и страшненьким зеленым пледом. Когда он умер, в кресле постоянно сидела я, как будто в нем я могла быть ближе к мужу. Первые восемь месяцев после его смерти я не могла прийти в себя, но однажды мне позвонила Стефани сказать, что ждет ребенка, и от сердца у меня отлегло. На следующий день я перестала упиваться горем, а еще через день задумалась о том, что я здесь делаю. Что-то распродав, что-то отдав детям, я избавилась почти от всех вещей и перебралась сюда, поближе к своему первому внуку. Жизнь сильнее смерти, так что я твердо решила надавать смерти по зубам и вернуться к жизни. Умеют же внуки привести в чувство.
– А свет на крыльце ты тоже из-за Мэтью не выключаешь? – спросила Мириам, замерев с чашкой чая в руке.
Я кивнула.
– Н-да, глуповато я себя чувствую…
– Ты же не знала.
– Я, кажется, вообще ничего не знаю. Если бы Линн был жив, он бы знал. Он все обо всех знал.
– Теперь знаешь.
– Я была не слишком добра к тебе, Глория.
– Да и я к тебе: рассказывала всем, что твой британский акцент такой же настоящий, как цвет твоих волос. Прости меня.
Упершись локтями в стол, Мириам расхохоталась.
– Могу помочь незнакомцу на улице, но только не незнакомцу у меня перед носом, – призналась я, откинувшись на спинку стула. – Я слишком полагаюсь на свою способность разбираться в людях. Точнее, – осеклась я, – неспособность.
Пора сменить тему.
– Ты бы хотела снова выйти замуж?
От смеха Мириам запрокинула голову.
– О боже, нет! Хватит с меня двух мужей! Хотя одной, конечно, тоже одиноко. – Она задумчиво постучала по столу пальцами. – Было бы здорово жить в отдельных домах, соединенных длинным переходом. Я бы жила в своем доме, а муж в своем. Мы ходили бы друг другу в гости, вместе ужинали, болтали… но после ужина он возвращался бы к себе домой, а я оставалась бы у себя. Кто бы от такого отказался?
– Революционно!
– Мне жаль, что Линн ушел так рано, – сказала она, опустив взгляд. – Он хранил секрет нашего брака. Если бы мы могли познакомиться раньше, лет в двадцать, а в не тридцать пять…
– Сколько, ты сказала, вы были женаты?
– Двадцать пять лет.
Подводя подсчеты, я задумчиво уставилась в стол.
– Получается, овдовела ты в шестьдесят?
– Ага, – согласилась Мириам. И в ту же секунду подскочила как ужаленная. – То есть нет! Нет! Я вышла за него, когда мне было… – судорожно считала она в уме. – Двадцать два, я вышла за него в двадцать два!
Я спрятала лицо в ладонях, и мои плечи задрожали от беззвучного смеха.
– Да что с тобой не так, Глория? – взвизгнула Мириам. – Впрочем, ладно, забудь. Но я все равно отказываюсь быть членом Ассоциации пенсионеров!
В порыве смеха я ударила рукой по столу.
– Неужели ты не пользуешься льготами в День пенсионера у Уилсона?
– Никогда! Я вообще в городе стараюсь не появляться. Стоит выйти на улицу, как тебя сразу в старухи записывают. А я не старая!
Я выпрямилась и в знак уважения приложила руку ко лбу.
– И я не старая! В общем-то я и не чувствую себя старой, пока не выйду в люди, а там уж – пиши пропало.
– Когда-нибудь видела себя в зеркале вверх тормашками? – спросила Мириам, скрючившись от смеха.
– Чего?
Она схватила тостер и опустила его почти до пола. Я наклонилась и, увидев свое отражение, в ужасе отпрянула.
– Что это?!
Не в силах стоять на ногах, Мириам прислонилась к стене, умирая от смеха.
– Я там как инопланетянин какой-то! Сама себя напугала! – потирала я глаза, желая забыть увиденное.
Мириам с грохотом поставила тостер на место и стала носиться по кухне, размахивая руками и шурша розовым шифоновым халатом.
– О старости не предупреждают. Она подкрадывается незаметно, и вдруг на лице у тебя появляются ее метки. Как это грубо, просто неприлично! Тело дряхлеет, зрение начинает подводить, и вот ты уже потянула спину, взяв с полки книжку!
