– Ужасный, конечно, ковер, – отметила я, опустив чемодан на пол, и показала на диван. – Не стесняйся, садись.
Она села и утонула в зеленых подушках.
– Кто стелет розовый ковер в гостиной, спросите вы? Я захотела сменить его сразу, как въехала, но покрасить стены оказалось дешевле. Другой вопрос: кто же красит стены в зеленый, если ковер розовый, да еще и наклеивает сверху уток?.. В общем, дизайнерам из телевизора было бы за меня стыдно.
Я сидела в своем любимом кресле, обитом темно-коричневой кожей и с лоскутными вставками на подлокотниках. У окна красовалась обвешанная шариками и гирляндами елка.
– Думаю, нам все-таки стоит познакомиться. Я Глория Бейли, живу здесь одна. У меня семь любимых внуков. Как ты можешь догадаться, они совершенно чудесные. Мой…
Внезапно отворилась дверь, и я вздрогнула от неожиданности. В коридоре стояла Мириам. Совсем про нее забыла.
– Это еще кто? – спросила соседка, расхаживая перед девушкой. – Ты кто?
– Я Эрин.
– Я вижу, у тебя чемодан, Эрин. Собираешься в аэропорт?
Она покачала головой.
– Жена военного? – продолжала сверлить ее взглядом Мириам, и девушка снова покачала головой.
– А где отец твоего ребенка?
– Я пригласила Эрин переночевать, – вскочила я, пытаясь защитить несчастную девушку.
– Переночевать здесь? – возмутилась Мириам, переключившись на меня. – Тут теперь что-то вроде пансиона, Глория? И так тесно в этих комнатушках!
Рассвирепев, я встала между Эрин и Мириам и отчетливо процедила:
– Это мой дом, Мириам, и я могу приглашать сюда кого захочу и когда захочу.
– Мириам – моя соседка, – пояснила я, обращаясь к Эрин. – На несколько дней она переехала ко мне.
Девушка попыталась приветливо улыбнуться, но Мириам не обратила на нее никакого внимания. Недовольно сложив руки на груди, она принялась читать табличку, висевшую на стене над камином:
Пусть те, кто нас любит, – любят нас.
И пусть Бог обратит сердца тех,
Кто нас не любит.
Коль не обратит сердца,
Пусть подвернет им ноги,
Чтобы мы различали их по хромоте.
Покачав головой, Мириам отошла от меня подальше, и я с улыбкой села в кресло.
– Не подумай, – сказала я, глядя на Эрин, – я не психопатка. А ты?
– И я нет, – рассмеялась она.
– Вот и славно. Насчет Мириам я не уверена, но эту ночь, надеюсь, переживем.
Откуда-то выскочил Усатик и побежал вверх по лестнице. Мириам брезгливо скривилась.
– А это Усатик, – представила я Эрин своего кота. – Он боится собственной тени и игрушки моего внука – коричневой лошадки Пинки. Понятия не имею почему. Я пыталась поговорить с ним, но, очевидно, с этой травмой он должен справиться сам.
Эрин улыбнулась.
– Ладно, что-то я заболталась. Ты, наверное, замерзла. Хочешь выпить чего-нибудь горячего?
Она кивнула.
– Мириам, а тебе чего-нибудь сделать?
– Нет, – отрезала она таким ледяным тоном, что мурашки побежали по коже.
– Какой у тебя срок? – поинтересовалась я у Эрин по пути на кухню.
– Еще четыре недели.
Я сунула кружку с водой в микроволновку и достала из ящика пачку растворимого какао.
– Твой первый ребенок?
– Да.
– Ты замужем? – встряла Мириам.
Эрин покачала головой.
– А где отец?
– Не знаю.
Мириам откашлялась, издав протяжный клокочущий звук, и подошла поближе к дивану.
– Понятно.
– Оставишь ребенка? – выглянула я из дверей.
– Я бы хотела… Не знаю.
Когда я вернулась на кухню, Эрин повысила голос:
– Мой парень, как узнал, что я беременна, тут же испарился. Просто взял и уехал из города.
– Да уж, не предел мечтаний, – сказала Мириам, присаживаясь рядом. – Мужчины – ужасные скоты. И, боюсь, все одинаковы.
– Неправда! – крикнула я с кухни.
– Ладно, может, и не все. Мой первый муж был актером, причем актером отвратительным. А мамаша его была и того хуже: жуткая стерва с ястребиным лицом. Зато второй муж – настоящее золото, профессор английского языка. Впервые мы встретились в театре, когда он привел на пьесу, в которой я играла, два своих класса. У нас был чудесный брак. Потом, правда, он без спроса решил умереть и оставил меня вдовой в сорок семь лет.
– Когда его не стало? – спросила Эрин.
– Четыре года назад.
Я поперхнулась и, облокотившись о стойку на кухне, закашлялась.
– Все в порядке, Глория? – Эрин выглянула в дверь посмотреть, что со мной.
– Ага, пытаюсь кое-что проглотить.
– С мамой отношения испортились, когда она узнала, что я беременна, – пояснила Эрин. – Она платила за мое обучение в колледже и поверить не могла, что я так низко паду.
– Она знает, где ты теперь живешь? – спросила Мириам.
Эрин кивнула.
– Мы особенно не общаемся. Я переехала сюда и стала жить со своим лучшим другом из колледжа, пойти больше было некуда. А мама пару месяцев назад переехала в Колорадо, поскольку ее кавалер нашел там работу.
– И тебе пришлось самой платить за квартиру, – покачала головой Мириам и хлопнула себя по бедру. – Сейчас никому нельзя верить! Помни об этом. Нельзя верить даже…
– Не знаешь, куда пропал твой друг? – прервала ее я, заглянув в дверь гостиной.
– Я искала его в Интернете и через бывших работодателей… Все безуспешно.
– Он слабак и идиот, – заключила Мириам, – безнадежное сочетание.
– У вас с ним все серьезно, – встряла я, перекрикивая соседку, – или так?..
– Я думала, все серьезно! – воскликнула Эрин. – А что он об этом думал, вы и сами видите. Какая же я дура!
Я налила в кружку какао и, размешав порошок, насыпала горстку маршмеллоу.
– Ты вовсе не дура, – сказала я, сев рядышком и протянув ей кружку. – Тебе просто хотелось верить в любовь. А кому не хочется?
Эрин покачала головой.
– Вот ему. Да и никто из нынешних парней в любовь не верит.
Когда Чез пришел на работу, перед универмагом Уилсона, прислонившись к стене, опять стоял Майк и, завидев Чеза, уходить не спешил.
– Чез?
– Привет, Майк.
– Не волнуйся, не буду тут слоняться.
