Я указала ему на гараж. Отец вышел, и я представила, как он лезет по шаткой лесенке к Марку на чердак.
Мы с мамой принялись мыть посуду.
– Как умерла ее мать?
– Погибла в аварии.
Мама молча вытерла большое блюдо и поставила его на стол.
– Ты была на похоронах?
– Да.
– Господи, помоги ей, – прошептала она.
Всякий раз, когда мама узнавала о чьей-нибудь смерти или тяжелой болезни, она умолкала на несколько минут, и я понимала: она молится. Мама никогда этого не говорила, не вставала на колени, сложив руки в молитвенном жесте, не склоняла головы и не закрывала глаза. Но я знала, что так оно и есть. Если в новостях показывали семью, в которой случилось горе, или сообщали, что кто-то погиб, мама всегда повторяла: «Господи, помоги им». В детстве я часто думала, сколько же молитв устремляются к Богу со всех уголков земли за те полчаса, что длится выпуск новостей. «Совершенно незнакомые люди спасли нас своими молитвами», – время от времени напоминала мама мне и Ричарду.
Когда вся посуда была вымыта, мама взялась за тесто для пирога, а я решила заняться конфетами. Я так давно их не готовила, что забыла, как это делается, и пришлось доставать книгу рецептов. Из гаража донесся грохот, и я испугалась, что папа упал с лестницы, но он прокричал:
– Все в порядке! Просто коробка свалилась!
Минуту спустя они с Марком уже заносили коробки в столовую. Раньше я и вообразить не могла, что Марк с папой будут вместе доставать рождественские украшения, спорить, что куда поставить и какой цвет больше подойдет.
– Нет, – настаивал папа, – не так. Этот красный шар тут совсем не смотрится. Лучше повесь гирлянду из плюща. – Марк послушно менял местами украшения. – Да, так хорошо. А сюда поставь свечи. Хотя нет, убери. Вид у них какой-то не рождественский. А это еще что?
– Такая штука для открыток.
Послышался глухой стук: папа швырнул «штуку для открыток» обратно в коробку.
– Вот так. А это? Канделябр?
– Ага.
– Давай его на каминную полку. Подвинь в середину. А в него поставим свечи. У тебя есть свечи? Патти, у вас свечи есть?
– Вроде нет.
Папа зашел к нам в кухню и взял лежащий у телефона блокнот.
– Нужно все записать. Если поставить канделябр на каминную полку, туда подойдут зеленые свечи. Нет, лучше красные.
Пометив что-то в блокноте, он вернулся в столовую.
– Эта гирлянда из еловых веток совсем никуда не годится, – заметил Марк.
Папа опять черкнул в блокноте.
– Надо купить новую, настоящую, чтобы пахла хвоей, и длинную, чтобы можно было повесить на перила. Эмили понравится.
– Впишите еще рождественские шары, – добавил Марк. – Этому шарику с шишками внутри пора на заслуженный отдых. И нарядные салфетки на стол не помешают.
Было слышно, как они роются в коробках, достают по очереди все украшения, обсуждают, где и как давно их купили и годятся ли они, и вспоминают, какие рождественские игрушки были у них в детстве.
– Так, ладно, мы пошли в магазин, – крикнул папа. – Девочки, вам что-нибудь нужно?
Мы ответили, что нет.
– Я возьму эгг-ног
[3], – завил папа, добавляя его в список. – И мне все равно, что пить его вредно. Сегодня можно!
Мама не спорила. В такой праздник не обязательно следить за холестерином. Во мне нарастало воодушевление. Все-таки мы хорошо отметим Рождество в этом году.
Вдруг сверху послышался испуганный крик.
– Патриция! – звала меня Эмили.
Я вихрем пронеслась по ступенькам и влетела в ее комнату.
Эмили лежала неподвижно, натянув одеяло до подбородка.
Я присела рядом с ней на кровать.
– Все в порядке?
Девочка кивнула и сжала мою ладонь.
– Ты испугалась, когда проснулась?
Она опять кивнула.
Я помогла Эмили подняться и притянула ее к себе.
– Все будет хорошо.
Девочка обняла меня, и я остро почувствовала, как нужна ей.
– Знаешь, что сегодня за день?
Эмили покачала головой.
– Канун Рождества. А знаешь, что будет завтра?
– Рождество, – прошептала девочка.
– Точно. Мы сейчас готовим внизу разные пироги и конфеты, а еще я пригласила к нам на праздник Грету и Хэла.
Эмили кивнула, однако продолжала сидеть тихо.
– А на небесах бывает Рождество? – спросила она.
– Да. Там каждый день Рождество.
– Я бы хотела, чтобы мама была рядом.
– Знаю. – Я поцеловала Эмили в лоб и крепко прижала ее к груди, касаясь щекой ее макушки.
Всю жизнь она будет тосковать по матери, а в праздники ей придется особенно тяжело. Я стиснула ладошку девочки.
Эмили огляделась.
– А где Лапа?
Больше она не хотела говорить о маме.
Я подскочила.
– Ой, я же забыла ее впустить! У нее, наверное, уже на усах сосульки!
Эмили побежала вниз, торопясь спасти Лапу. Она распахнула дверь, и сразу увидела собаку, которая радостно виляла хвостом, как будто на улице вовсе не было тридцати градусов
[4].
Схватив Лапу за ошейник, девочка затащила ее в дом и обняла, стараясь согреть.
– Нужно налить ей горячего шоколада!
– Давай начнем с чего-нибудь попроще. – Я кивнула на собачью миску. – Корм – тоже неплохо!
Девочка набрала горсть корма и протянула Лапе. Собака слизала угощение. Эмили вытерла руку о пижаму и последовала за мной в кухню.
– Доброе утро, Эмили, – поздоровалась мама. – И счастливого Рождества!
Девочка села за стол и стала наблюдать, как она готовит.
– А мы сегодня пойдем на представление?
Мы удивленно посмотрели на нее.
– Какое представление? – переспросила я, споласкивая руки.
– Со всеми зверями, Марией и Иосифом!
Мама рассмеялась, запрокинув голову.
– А, рождественское представление!
– Мы сегодня пойдем, куда тебе захочется. – Я поставила перед Эмили омлет, положила ей в тарелку тост и налила стакан молока.
Завтраки готовить я уже приноровилась.
