– У нас есть семейная традиция: ставить елку сразу после Дня благодарения
[2]. В этом году внуки помогали мне ее наряжать. – Он помолчал, глядя на еловые ветки. – У всех детей должна быть елка в Рождество.
– Ты очень хороший человек, Рой Брейден. Знаешь об этом?
Он отмахнулся.
– Ладно, ладно, мне пора. Обещал сегодня посидеть с внуками. У тебя есть елочные игрушки?
Подумав, я скорчила гримасу: мол, нет.
Он с укоризной покачал головой и, распахнув дверь, взял с крыльца несколько коробок и сумок. Похоже, он принес с собой все, что нужно.
– Ого, сколько ты накупил!
– Накупил, но уже давно. Я ведь дважды был женат!
Я засмеялась и помогла ему внести в дом коробки.
– Может, она и не захочет, – предположила я.
– Захочет-захочет! – возразил Рой. – Дети любят Рождество, какими бы грустными ни были обстоятельства. – Он поставил елку в угол комнаты и убедился, что она не падает. – Ну почему, почему смерть не оставляет людей в покое даже в Рождество? – Он посмотрел на меня.
– У смерти не бывает каникул, – вздохнула я, открывая коробку с шариками.
Рой достал большого игрушечного оленя и поставил у камина.
– Конечно, он уже старенький, но дети все равно его любят. У него раньше светился нос, но несколько лет назад мои внуки сделали ему ринопластику. С тех пор мы называем его Сэр, потому что его нос стал серым.
Потом он вытащил из сумки маленькую шкатулку для украшений и протянул мне.
– У моей внучки есть такая же, и ей очень нравится. Упакуй покрасивее и отдай девочке. Пусть откроет подарок, когда захочет: можно уже сейчас, а можно подождать до Рождества. Там всякие бусики, колечки, а еще танцующая балеринка. Оберточная бумага у тебя найдется?
Я покачала головой. Рой со вздохом полез в еще одну сумку и вручил мне целый рулон.
– Здесь еще много, так что вы с Марком можете упаковать подарки друг для друга. Я слышал, многие мужья и жены так делают.
Я проводила Роя к выходу и на прощание поцеловала в щеку.
– Ты настоящий чернокожий Санта-Клаус!
Он притворно нахмурился.
– Почему Санта-Клаус? Намекаешь, что я такой же толстый?
Я засмеялась.
– И потом, ты когда-нибудь видела чернокожих Санта-Клаусов? Нет, они всегда бледненькие, с тощими бородками. Один такой шастает по торговому центру. А вид у него жалкий-прежалкий.
– Прости, ляпнула, не подумав. – Я открыла перед Роем дверь.
После его ухода я начала доставать елочные игрушки из сумок. Когда Шон был маленьким, он в один миг вываливал на пол все игрушки, быстро-быстро работая крохотными ручонками. Приближение Рождества вызывало у него восторг. В день праздника, проснувшись чуть свет, он летел к елке, на бегу подзывая нас с Марком. Мы с трудом уговаривали его не разворачивать сразу все подарки, чтобы бабушка и дедушка тоже могли полюбоваться на то, как он их открывает. Каждый год мы дарили ему пару кроссовок. Шон натягивал их и начинал носиться по дому. «Вот как я умею!» – кричал он, подпрыгивая и касаясь руками потолка. «Смотрите, как я могу!» – И он с радостными воплями мчался через всю гостиную в кухню.
В половине десятого Эмили все еще спала. К десяти часам, когда из ее комнаты донесся шорох, я успела разобрать елочные игрушки. Я поднялась на второй этаж. Лапа побежала за мной и толкнула носом дверь. Та открылась. Я увидела Эмили, которая что-то искала у себя в чемодане.
– Доброе утро, – поздоровалась я. – Хорошо спалось?
Кивнув, она села на кровать. Лапа запрыгнула туда же. Я догадывалась: проснувшись, Эмили взмолилась, чтобы последние пять месяцев ее жизни оказались кошмарным сном. Реальность часто бывает гораздо более жестокой, чем мы ожидаем.
Девочка оглянулась на фотографии, стоящие на комоде.
– Кто это?
– Мой сын, Шон.
Она внимательно рассматривала снимки.
– А это ваш муж?
– Да.
– Значит, вы замужем?
– Замужем.
– А это что? – Она указала на запечатленное на фото здание.
– Общежитие. Шон там жил, когда учился в колледже.
Эмили положила голову мне на плечо и долго разглядывала фотографии.
– А мама знает, что я сейчас у вас, а не у Делфи?
Последние несколько месяцев с Эмили работал детский психолог, помогал ей пережить горе. Я же совсем не знала, как об этом разговаривать, несмотря на диплом по психологии.
– Она на меня оттуда смотрит?
– Думаю, на небесах у людей очень много других занятий.
– Они там играют? У них есть игрушки?
– Да. У них есть все, что душе угодно. Но хотя люди там и заняты, мне кажется, время от времени Бог раздвигает облачка. Например, когда в жизни их близких происходит что-то важное. И тогда они нас видят. – Я замолчала, пытаясь проглотить комок в горле.
– Мне часто снится, что мы с мамой играем. А потом я просыпаюсь, а ее нет.
Я погладила девочку. Какое-то время мы сидели молча.
– Она не вернется, да?
Карен Делфи говорила, что Эмили часто спрашивает об этом. Мои глаза наполнились слезами, и я запрокинула голову, чтобы они не скатились по щекам.
– Не вернется.
– А она хочет обратно?
Хотят ли люди, оказавшись на небесах, вернуться к земной жизни? Вопрос поставил меня в тупик. Я задумалась.
– Как вам кажется? – поторопила Эмили. – Она хочет?
– Наверное, нет, – прошептала я. – Вряд ли у кого-то появится желание уйти из рая. Но я уверена, она бы очень хотела быть рядом с тобой. – У меня бешено колотилось сердце. Нужно сменить тему разговора: – Пойдем завтракать? Думаю, ты очень голодная.
Девочка кивнула. Я протянула ей полотенце и отправила в ванную умываться, а сама достала из чемодана хлопковые штанишки и красный свитер с нарисованной собачкой. Помогая Эмили одеться, я вспоминала, как переодевала по утрам Шона. Стоило мне снять с него пижаму, как он вырывался и с хохотом несся по коридору в надежде, что я буду его догонять. Расчесав светлые волосы девочки и забрав их в хвостик, я полюбовалась на нее. Настоящая красавица: смуглая, с темно-карими глазами. Я протянула Эмили руку.
– Идем.
Мы спустились по лестнице, и девочка увидела елку. На ее лице отразились изумление и восторг.
– Сюда что, Санта приходил?
– Один из его помощников, – ответила я, имея в виду Роя. – Он сказал, что принес елку и украшения специально для тебя.
