Стас говорил медленно, выталкивая каждое слово из непослушных губ.
— Я никуда не уйду, — пообещала в ответ.
Больше не уйду. Не смогу.
— Нужно перенести его на кровать, — тихо сказал Костя. — Егор Николаевич, на счет три. Раз, два…
Мужчины подняли Стаса и перетащили его на постель, но он так и не выпустил мою руку.
— Как ты себя чувствуешь?
Я наклонилась над волком, всматриваясь в его лицо.
— Дошел, — ответил тот, и у меня в голове неожиданно всплыла картинка: красные пески, какие-то ангары и военные палатки, Стас, несущий на плечах раненого солдата.
— Дошел, — согласилась я, сжав холодные пальцы. — Теперь все будет хорошо.
— Инга, ты сама справишься? — тихо спросил Гладков. — Яд я нейтрализовал, но до полного выздоровления еще далеко. Ему нужно принимать вот это лекарство.
Он поставил на тумбочку бутылку с темной жидкостью.
— Раз в час по столовой ложке. До двенадцати дня.
— Не переживай, справлюсь.
Я покосилась на большие напольные часы. Они показывали десять вечера.
— Егор Николаевич, мне ехать нужно.
Костя посмотрел на альфу.
— У меня поезд через два часа.
— Уверен, что с ним все будет в порядке?
— Да. Если сыворотка его не убила, значит, пойдет на поправку. Может, не так быстро, но нам остается положиться на природу и ждать. Думаю, через пару-тройку дней все придет в норму.
Гладков защелкнул свой чемодан и посмотрел на Стаса.
— Постарайтесь пока не вставать, — сказал он. — Поберегите силы.
Брягинцев окинул Костю внимательным взглядом и сжал мою ладонь, притянув меня ближе.
— Спасибо за помощь, док, — прохрипел он.
— Да не за что, — хмыкнул Гладков. — Ингу благодари, это она тебя спасла.
Костя по-мальчишески улыбнулся, взъерошил волосы и пошел к выходу.
— Егор Николаевич, я внизу подожду, — на ходу бросил он.
— Хорошо, — кивнул альфа.
Он окинул Стаса задумчивым взглядом, перевел его на меня и спросил:
— Инга, моя помощь нужна?
— Нет, — помотала головой. — Поезжай домой, тебя Ника ждет.
Господи, ну и денек… То рыжуха, то мой Стас…
— Уверена?
Альфа испытующе посмотрел мне в глаза. А я глядела на него и понимала, что больше не чувствую той невыносимой тяги, что еще не так давно мучила меня, не давая спокойно жить.
— Да, — решительно кивнула в ответ и отвернулась к Стасу, успев заметить, с каким напряжением тот наблюдает за нашим разговором. — Теперь мы и сами справимся, — глядя на своего волка, тихо сказала я.
Брягинцев молча сжал мою руку.
И я поняла все, что он хотел мне сказать. Не нужно было слов. Я легко читала в его сердце то, что он чувствует.
— На свадьбу позовете? — усмехнулся Брагов.
— Как только на ноги встану, так и позовем, — Стас приподнялся и сел, а я дернулась, чтобы подложить ему под спину подушку и неожиданно оказалась в руках своего настырного волка.
— Если понадобится помощь, звоните, — хмыкнул Егор, но мы его не слышали.
Стас смотрел мне в глаза, и чем дольше он смотрел, тем быстрее билось мое сердце. «Моя, — слышала я в своей голове хрипловатый низкий голос. — Только моя».
Дверь с тихим щелчком захлопнулась, а я так и не могла отвести глаз от ставшего таким родным и близким мужчины.
— Я ведь тебя больше не отпущу, — напряженно сказал Брягинцев.
— Я и сама никуда не уйду, — тихо ответила я и потянулась к его губам.
***
Снегопад не утихал вот уже третьи сутки. Наметал сугробы, укрывал деревья огромными снежными шапками, сыпал с низкого серого неба и кружил в воздухе белыми мухами.
Я смотрела в окно, машинально прислушиваясь к тому, что происходит внизу, на первом этаже.
Там было шумно. Раздавался уверенный голос Стаса, громкие выкрики рабочих, заливистый смех Никитки, грохот передвигаемой мебели. Перестановка, затеянная Брягинцевым, грозилась перерасти в настоящее стихийное бедствие.
— Нам нужен нормальный жилой дом, а не законсервированный музей, — заявил Стас, когда перевез нас с Ником в усадьбу.
Да, я снова вернулась в Брагино. Правда, теперь уже не на работу, а в качестве хозяйки. Стас так и сказал: — «Принимай хозяйство, жена».
Нет, мы пока еще не поженились, но дату свадьбы уже назначили. Вот Брягинцев и торопится, хочет успеть закончить переделку к середине февраля. Взгляд прошелся по отремонтированной спальне. Мы постарались не менять обстановку, просто чуть усовершенствовали, подстроив под современные вкусы. Старинная кровать обзавелась новым удобным матрасом, за раздвижными панелями скрывалась большая плазма, а в бывшем будуаре удалось устроить оборудованную по последнему слову техники ванную.
— Мам, там тебя Стас зовет! — Никитка влетел в комнату и затормозил, только ткнувшись мне в бок. — Говорит, нужно посоветоваться.
Я усмехнулась. Знаю я это «посоветоваться»! Скорее уж, увидеться.
После того, как мой волк пришел в себя, он старается не выпускать меня из поля зрения. «Мне спокойнее, когда ты рядом, на расстоянии вытянутой руки», — признался как-то Брягинцев. И я его понимаю. Сама то и дело прислушиваюсь к тому, что происходит внутри, ловлю мысли и ощущения, настраиваюсь на теплую и уверенную волну своего мужчины. «Я всегда был уверен, что женщина — это слабость, — признался мне Стас в тот вечер, когда я осталась в Брагино. Мы тогда всю ночь проговорили, торопясь избавиться от пережитого, хмельные от страсти и от того, что чувствовали, отказавшись от ненужной больше войны. — А у мужчины не должно быть слабостей, Инга, нельзя давать врагу рычаги воздействия, это слишком опасно. Самые сильные и несгибаемые ломаются, когда на кону стоит жизнь близких. И я не хотел… Не мог подставлять тебя и Никиту. И в то же время не мог от вас отказаться. Психовал, убеждал себя, что так будет лучше, и все равно не смог. А теперь уже и не пытаюсь. Но ты сама должна решить, Инга, нужно тебе все это или нет. Я не умею красиво ухаживать, и жизнь со мной у тебя никогда не будет ровной и спокойной, но…». Стас тогда замолчал, не договорив, но я расслышала то, что он не сказал. Почувствовала. К чему слова? Они ничего не значат. Главное, что я всем сердцем ощущаю ту любовь, о которой мой волк так не любит говорить. Что ж, я не тороплю. Придет время — и он обязательно скажет об этом вслух.
— Мам, представляешь, Стас говорит, что у нас настоящий бассейн будет! И спортзал.
Глаза Ника блестели, волосы топорщились смешным ежиком, на щеках играл румянец.
— Здорово, да? — сынка едва не подпрыгивал на месте, не зная, куда деть свою кипучую энергию.
