— Она его пара, Ник.
Я старалась говорить спокойно, но в душе снова засвербело. Даже дома не могу избавиться от этой рыжей. И чего она в наш поселок приперлась?
— А ты? — Никитка сосредоточенно нахмурился, а в его взгляде застыла совсем не детская грусть. Снова.
Сердце на мгновение сжалось. Как же мне хотелось, чтобы мой ребенок жил так, как все: играл, веселился, был беззаботным и счастливым. Порой мне казалось, что это почти так и есть, но потом один такой вот взгляд — и все прежние страхи возвращались, заставляя меня пристальнее всматриваться в серо-зеленую глубину слишком серьезных глаз.
— Ты тоже чья-то пара? — продолжал допытываться Ник.
— Наверное, — я пожала плечами, постаравшись перебороть свои страхи.
В самом деле, чего это я? Гладков сказал, что Ник обязательно перерастет все эти «мелочи», да я и сама вижу улучшения. В последнее время Никитка стал гораздо общительнее и посторонних почти не боится. А в школе у него даже друзья появились, о чем я уже сколько времени мечтала.
— А почему тогда ты одна? — нахмурился Ник.
Светлые брови смешно сошлись на переносице, а на лице появилось немного упрямое выражение. Вылитый дед.
— Разве ж я одна? У меня ты есть, а больше мне никто не нужен, — как можно беззаботнее улыбнулась в ответ, и почувствовала, как больно кольнуло сердце.
Ой, вру… Нужен. Еще как нужен. Только я ему без надобности.
Никитка нахмурился еще больше, пытливо вглядываясь мне в лицо.
— А я когда вырасту, тоже найду себе пару, да? — спросил он.
— Конечно, найдешь.
— Обязательно?
— Да.
— Ну вот, значит, будет у тебя помощница и не придется чужих в дом брать, — неожиданно выдал сын и соскочил с табуретки. — Спасибо, ма. Я наелся.
Он шустро отнес тарелку к раковине и повернулся ко мне.
— Я пойду, поиграю?
— Иди, сынок, — кивнула в ответ.
Ник тут же умчался к компьютеру, и вскоре из комнаты уже слышались звуки пальбы и громкие довольные возгласы.
Я усмехнулась. Да уж… С тех пор, как Яр принес нам эту старую железяку, прошло всего пару месяцев, а сынка уже умудрился освоить технику и рубится теперь в какую-то сумасшедшую стрелялку с видом заправского геймера.
Я поднялась из-за стола, собрала посуду, вымыла ее и сложила в сушку.
Бросив полотенце в машину к остальным вещам, запустила стирку, достала коробку с вязанием и уселась в любимое продавленное кресло. В нем еще моя бабушка вечерами сиживала. Я его ни на какое другое не променяю!
В кухне уютно тикали ходики, тихо жужжала машинка, изредка порыкивал холодильник, тоненько звенели спицы. Я накидывала петли, стараясь не сбиться со счета, и раздумывала, сумею ли довязать свитер за оставшиеся два дня. По всему выходило — успею. Мне только горловина осталась и манжеты. Справлюсь.
А дальше мысли свернули на обычную прозу жизни.
За костюм Ядвига трешку даст. Молоко и мясо в город отвезу, считай, еще двадцатка. Как раз на ремонт детской хватит. А там и до спальни доберусь. Может, у Янки займу. Или кредит возьму.
Я накинула добавочную петлю и вздохнула.
В соседней комнате гремела компьютерная мышь, которой сражался мой Никитка, за окном крупными хлопьями валил снег, машинка натужно тряслась и ходила ходуном, наращивая обороты. Обычный вечер обычного дня. Такой же, как сотни других.
Грех жаловаться на судьбу. У меня есть самое главное — мой ребенок. А мужчины… Что ж, не везет мне с ними, ну и ладно. Как-нибудь сама проживу.
Я подняла глаза и бросила взгляд на еле видную за тучами луну. Она исподтишка заглядывала в окно и тихо наблюдала за мелькающими в моих руках спицами, а мне неожиданно стало так хорошо и спокойно, что захотелось придумать для себя что-то приятное, вроде утешительного приза. Может, в город с Ником на выходных смотаться? Сходить в кино, поесть мороженого, купить какую-нибудь мелочевку. А что? Нужно же себя как-то радовать? Решено. Если успею разобраться с делами, обязательно устрою нам с Никиткой развлекательную программу. Настоящую и безоговорочную.
***
Утром я проспала. Впервые за последние шесть лет, между прочим. Разнежилась чего-то, залежалась и не услышала будильник. И теперь мы с Никиткой собирались в бешеном темпе.
— Дневник взял? А сменку?
Я металась по дому, торопясь втиснуть в оставшиеся несколько минут все утренние дела.
— Мам, все я взял, идем уже, — нетерпеливо встряхнул головой Ник.
— Так, животину покормила, кур закрыла, — я озабоченно нахмурилась, пытаясь вспомнить, что еще не сделала. — Стоп. Мясо из морозилки забыла достать.
— Мам, я пойду, а то опоздаю, — ребенок переступил с ноги на ногу и покосился на дверь. Порой я жалела, что отдала его в школу так рано, но, с другой стороны, не сидеть же ему дома, пока я торчу на работе? Да и общение со сверстниками Никитке только на пользу.
— Ладно, беги, — кивнула в ответ и тут же спохватилась. — Стой, Ник!
— Ну, мам! — тут же возмутился сынка. — Я уже большой.
— Я помню.
Ухватив упирающегося сына, поцеловала его и подтолкнула к двери.
— Вот теперь иди.
Дверь в сенях хлопнула, и Никитка вылетел из дома.
«Большой…» Конечно, как же… Почти мужчина. А ночью, когда снятся кошмары, все равно к маме под бок приходит.
Усмехнувшись, вытащила из морозилки окорочка, бухнула их в раковину и сполоснула руки. Все. Можно было уходить. Время пошло.
Быстро выскочила из дома, втиснулась в машину, вставила ключ в замок зажигания и нетерпеливо скривилась. Моя красавица торопиться не желала. Она интеллигентно чихнула, пару раз фыркнула, немного подумала и только после этого заработала.
— Давай, девочка, просыпайся, — бормотала, постукивая по рулю.
И почему, когда торопишься, все вокруг кажется таким медленным?
Я с трудом дождалась, пока прогреется двигатель, выехала за ворота, бегом вернулась, чтобы их закрыть, а потом захлопнула дверцу и рванула с места. Выезд из поселка, два километра проселочной дороги, указатель — до работы доехала за считанные минуты.
И привычно улыбнулась, разглядев среди заснеженных лип белокаменную усадьбу. Высокую, всю какую-то воздушную, с изящными колоннами и красивыми портиками. Жаль, полюбоваться ей времени не было.
Бросив «Калину» на стоянке перед воротами, добежала до парадного входа, рывком распахнула дверь, влетела в холл и тут же врезалась в чью-то мощную грудь.
— Твою ж дивизию! — громко выругалась, потирая ушибленный нос.
— А ну, не выражайся! — строго цыкнул Чадов.
