Он вздрогнул. Ему ужасно хотелось убежать. Но жена и сын толкали его в эту пропасть.
Злость переполняла его. Боязнь темноты брала верх.
Николя расплакался.
– Он умер! Я уверен, что он умер! И все из-за тебя!
– Может быть, он ранен, – успокаивала его Люси, – надо пойти посмотреть.
Джонатан снова подумал о письме Эдмона. Тон фразы был категоричным. Но что делать?
Когда-нибудь кто-то из них обязательно не выдержит и спустится вниз. Надо было решаться. Сейчас или никогда. Он вытер ладонью мокрый лоб.
Нет, само это никогда не пройдет. Ему, наконец, представился случай победить свои страхи, сделать шаг, противостоять опасности. Тьма хочет поглотить его? Тем лучше. Он готов идти до конца. В любом случае терять ему больше нечего.
– Я иду!
Он взял свои инструменты и сломал замок.
– Что бы ни случилось, оставайтесь тут, ни в коем случае не ходите меня искать и не зовите полицию. Ждите меня!
– Ты как-то странно говоришь. Это всего-навсего подвал, самый обыкновенный, как в любом доме.
– Сомневаюсь…
Освещенный оранжевым овалом заходящего солнца самец № 327, единственный, оставшийся в живых из первой весенней охотничьей экспедиции, бежит один. Один как перст.
Лапки его скользят в лужах, грязи и прошлогодних листьях. Ветер высушил его губы. Пыль покрыла янтарным слоем его тело. Он не чувствует больше своих мускулов. Большинство его когтей сломано.
№ 327 спешит. Он уже различает близкую цель в конце обонятельного пути. С каждым шагом растет среди пригорков белоканских Городов, приближается к нему необъятная пирамида Бел-о-кана. Материнский Город – пахучий, вдохновляющий и завораживающий маяк.
№ 327 достигает, наконец, подножия величественного муравейника, поднимает голову. Его Город вырос еще больше. Начато строительство нового защитного слоя купола. Вершина горы из веточек бросает вызов луне.
Молодой самец в мгновение ока находит на уровне земли еще открытый вход и кидается в него.
И вовремя. Все рабочие и солдаты, работавшие снаружи, уже вернулись. Охранники собираются запирать муравейник, чтобы сохранить внутри тепло. Как только № 327 переступает порог, каменщики начинают работу, дверь за ним закрывается. Практически захлопывается.
Вот и все, ничего не осталось от холодного, варварского внешнего мира. № 327 снова окунулся в цивилизацию. Теперь он может отдохнуть и раствориться в недрах Племени. Он больше не один, его много.
Подходят часовые. Они не узнают самца под слоем пыли. Он быстро выделяет опознавательный запах и успокаивает их.
Какой-то рабочий замечает исходящий от него запах усталости. Он предлагает самцу № 327 трофаллаксию, ритуальный дар своего тела.
Каждый муравей имеет в брюшной полости особый карман, по сути, второй желудок, который не переваривает пищу. Это своего рода кладовая для общественных нужд. Пища может долго храниться в нем, оставаясь совершенно свежей и нетронутой. По мере необходимости муравей срыгивает ее и отправляет в нормальный, переваривающий желудок. Или выплевывает и угощает соплеменника.
Жесты всегда одинаковы. Угощающий муравей приближается к объекту трофаллаксии и похлопывает его по голове. Если принимающий муравей согласен, он опускает усики. Или же, наоборот, высоко поднимает их в знак отказа. Значит, соплеменник не так уж голоден.
Самец № 327 не колеблется. Его энергетические резервы настолько истощены, что он, того гляди, застынет, как в столбняке. Муравьи сближают свои рты. Пища поднимается.
Угощающий муравей срыгивает сначала слюну, потом молочко и зерновую кашку. Очень вкусно и хорошо восстанавливает силы.
Угощение заканчивается, самец отодвигается. Он вспоминает обо всем. Погибшие. Засада. Нельзя терять ни секунды. Он поднимает усики и распрыскивает вокруг себя информацию в виде крошечных капелек.
Тревога. Война. Карлики уничтожили нашу первую экспедицию. У них новое оружие разрушительной силы. Боевая тревога. Война объявлена.
Приближается патруль. Запахи тревоги действуют им на нервы. Вокруг № 327 собирается толпа.
Что такое?
Что происходит?
Он говорит, что объявлена война.
А доказательства у него есть?
Отовсюду сбегаются муравьи.
Он говорит о новом оружии и уничтоженной экспедиции.
Это серьезно.
А доказательства у него есть?
Самец теперь в центре клубка муравьев.
Тревога, тревога, война объявлена, боевая тревога!
А доказательства у него есть?
Эта обонятельная фраза повторяется всеми.
Нет, у него нет доказательств. Он был так потрясен, что не подумал о том, чтобы принести их. Движение усиков. Головы с сомнением покачиваются.
Где это произошло?
На запад от Ла-шола-кана, на полпути между новым пунктом охоты, открытым разведчиками, и нашими Городами. Зона, где часто встречаются патрули карликов. Это невозможно, наши разведчики вернулись. Они ясно говорят: карлики еще не проснулись!
Этот феромон выделяют какие-то неизвестные усики. Толпа рассеивается. Этим усикам поверили. А ему, № 327, не поверили. В чем-то его рассказ похож на правду, но все-таки это невероятно. Никогда весенние войны не начинаются так рано. Со стороны карликов было бы безумием нападать, пока они еще даже не все проснулись.
Каждый возвращается к своему занятию, не обращая внимания на информацию, переданную самцом № 327.
Единственный выживший из первой охотничьей экспедиции потрясен. Черт возьми, не могли же убитые ему померещиться! Муравьи должны заметить, что их стало меньше.
Его усики нелепо спадают ему на лоб. Он испытывает унизительное чувство собственной ненужности. Чувство, что он живет не для других, а только для себя. Он вздрагивает от ужаса при этой мысли. Он бросается вперед, лихорадочно бежит, собирает рабочих, берет их в свидетели. Никто не хочет остановиться даже тогда, когда он выделяет ритуальную формулу:
Я – разведчик, я был лапкой.
На месте я был глазами.
Вернувшись, я стал побудительным стимулом.
Всем наплевать. Его слушают без внимания. Потом спокойно уходят. Хватит нас будоражить!
Джонатан спустился в подвал четыре часа назад. Его жена и сын извелись от беспокойства.
– Мам, давай позовем полицию?
– Нет, не сейчас.
Люси подошла к двери в подвал.
– Папа умер? Мама, скажи, папа умер так же, как и Уарзи?
– Да что ты, сыночек, что за глупости ты говоришь!
У Люси на душе кошки скребли. Она наклонилась, вглядываясь в щель. При свете мощной, недавно купленной, галогенной лампы ей казалось, что она различает вдали… винтовую лестницу.
