Джек повел одну группу, пока Мартин вел арьергардный бой и сдерживал немцев. В свою очередь, люди Джека заняли позицию, и под их прикрывающим огнем подразделение Мартина отходило скачками. Люди бежали почти на четвереньках, лица их были грязными и измученными. И все повторялось снова и снова, они прыгали, бежали, потом сдерживали немцев. Они спотыкались о мертвых и тащили с собой раненого рядового, пока наконец не добрались до дороги и погрузили его в лондонское такси, тут же рванувшееся с места. Наконец немцы рассеялись, потому что в бой вступила британская артиллерия и с ревом била и била снарядами, не давая им продвигаться вперед. Люди Джека соединились в деревне, той самой, где они ели хлеб с маслом и помидорами. Это было век назад. Они отряхивались, как собаки, а мимо проходили беженцы, устремившиеся на запад. Они перемешивались с солдатами, но Джек искал Мартина.
Его нигде не было видно. Он переходил от одного солдата к другому.
– Где ваш капрал? Где, черт вас побери, ваш капрал?
Он схватил кого-то за руку. Это оказался Берни.
– Где этот дурень?
Берни смотрел под ноги, плечи его поникли.
– Джек, ему оторвало голову снарядом. Еще двух других убило. Там был ад кромешный. Мы ничего не могли поделать.
– Слушай, сейчас не время дурака валять. Где этот идиот?
Джек оглядывался по сторонам в поисках Мартина. Берни схватил его за рукав.
– Он мертв, старик. Черт побери, он мертв.
Не может этого быть, никак. Они ведь были марра, товарищи. Он все ходил от одной группы к другой, пока Саймон не нашел его все за тем же занятием у амбара. Саймон обхватил его за плечи. Джек сопротивлялся, но Саймон крепко держал его.
– Джек, его больше нет.
Джек вырвался и бросился бежать обратно навстречу форсированному огню, к линии фронта. Он обогнул амбар и побежал дальше по вымощенной булыжником улице, вдоль которой сидели солдаты. Они сгорбились над своими «вудбайнами» или спали, пользуясь моментом. Всеми овладела свинцовая усталость. Саймон бежал за ним по пятам, но он не мог остановиться, потому что Мартин там. Он резко свернул, чтобы добраться до поля, укрываясь за сломанной телегой, но тут его повалил на землю мощный удар в спину. Кто-то на него напал, какого черта, ведь он должен найти Мартина.
Это Саймон напал на него, и он крепко держал его за ноги, чтобы он не мог подняться. У колеса были сломаны спицы. Надо, чтобы какой-нибудь идиот вставил новые. Он замахнулся, чтобы отбиться от Саймона, и тогда сзади раздался голос Брамптона:
– Хватит, сержант, – сквозь зубы произнес он. – Саймон, идите к своим.
Брамптон схватил Джека за плечи. Тот вырывался.
– Стоять, – прошипел Брамптон. – Стоять, приятель. Вы должны теперь покинуть вашего капрала. Есть свидетели его гибели. И он будет похоронен.
– Я его марра, и не я буду его хоронить? – кричал Джек, высвобождаясь, но тут же снова был схвачен. – Я отдал ему тот приказ. А я мог бы отдать его кому-нибудь другому.
Брамптон теперь крепко держал его за плечи, вынуждая смотреть ему в лицо. Брамптон говорил, но из-за гудения в голове Джек с трудом его слышал.
– Вы выполняли свой долг, а он свой. Вы должны сейчас пойти со мной.
И тогда Джек ударил его в скулу, так сильно, что удар отдался у него в руке и плече.
Брамптон не ослабил хватку, хотя у него треснула губа, а глаз сразу же начал заплывать.
– Вы должны пойти сейчас со мной, сержант.
– Ну да, и вы можете меня расстрелять.
У него ныли костяшки пальцев, дул ветер, а Мартин лежал там один.
– Не расстрелять. Вы должны отдохнуть, как и ваши люди. Никто не видел, что вы ударили меня. Вы сделали ошибку, как раньше делал ошибки я. Мы продолжаем делать ошибки, пока не научимся, и тогда мы делаем другие. Теперь надо идти, мы должны.
Все вокруг, казалось, замерло. Не было слышно ни выстрелов, ни птиц, ни стука лошадиных копыт.
– Давайте, Джек. Нам предстоит идти вперед.
Джек знал, что Брамптон говорит о большем, чем военная служба, он понял это по напряжению в его глазах, по тому, как он приблизил свое лицо. И он прав. Этому пора положить конец, потому что эта ненависть к Брамптону, которая сидит внутри его, ничего ему не дает, как и эта война, которая снаружи, но ненависть стала его неотъемлемой частью, и он не знал, как избавиться от нее.
Вокруг слышались разрывы снарядов, маршировали солдаты, а потом начинали шаркать, услышав команду «отбой». Вдалеке виднелись кучи шлака, так напоминавшие ему о доме. Но его марра мертв. Навсегда. Он кивнул Брамптону.
– Да, сэр. Спасибо вам, сэр, но кто теперь прикроет мне спину? Видите, я не прикрыл его спину. Я – его марра, и я не прикрыл.
Он стряхнул руки Брамптона и медленно пошел к своим людям. Каждый шаг давался ему с невыносимым трудом. Брамптон держался на шаг позади.
– Мы все прикрываем друг другу спину, потому что мы солдаты, но иногда этого недостаточно. Это не ваша вина, и это не последний раз, будь оно все проклято.
В этот вечер в деревне наспех провели перекличку состава. Вот что такое война, думал Джек, выкликая имена людей своего взвода и получая так мало ответов. Он почти слышал голос Мартина:
– Прямо как в чертовой шахте, а? Второй дом, ей-богу.
Смех Мартина звучал у него в голове. Там он навсегда и останется. Ну да, старик, в точности как в чертовой шахте. Кровь на угле, а?
Он передал результаты переклички лейтенанту Брамптону.
– Очень хорошо, сержант. Отведите людей на отдых. Нам предстоит долгий путь.
* * *
Оберон отошел на шаг назад и смотрел, как уходит рота, потом выпрямился и потрогал скулу. Человек, который его ударил, был намного лучше его отца. А он не отступил.
Глава 21
На домашней ферме Истерли Холла закончили собирать урожай. Август плавно перешел в сентябрь, и сливы были сняты, и банки с вареньем отправлены в кладовую. Чтобы достойно завершить все дела, потребовалось объединить усилия с миссис Грин, но работа была в удовольствие. Осень все больше вступала в свои права, а с фронта стали приходить роковые письма в грязно-желтых конвертах, потому что телеграмм заслуживали только погибшие офицеры. Почтальоны приноровились опускать письма в почтовые ящики, если таковые имелись, потому что постоянное зрелище слез получателей плохо отражалось на работе. Эви вывела велосипед из барака и отправилась к родителям Мартина.
Подъехав к их дому, она поставила велосипед у стены и постучалась во входную дверь, а не зашла с черного хода, как обычно. Ей ответил дядя Мартина. Эви осталась ждать снаружи. Ей не хотелось заходить в дом, чтобы не вынуждать семью собираться с силами, когда им так тяжело.
– Я должна встретиться с леди Вероникой в Холле по поводу госпиталя, но я не могла не прийти.
