– О чем это вы?
– О зоне, Телепнев, о зоне!
– С чего это?
– Ты, кажется, забыл, что я знаю, где ты был две недели назад? Могу напомнить: ты был в гостинице «Пале Рояль»… и был ты там не один, а с неким Виталиком…
– Ну и что? У нас за это больше не сажают!
– А вот тут ты ошибаешься, Телепнев! Не сажают, если все происходило по взаимному согласию между двумя совершеннолетними людьми…
– У нас все и было по взаимному…
– Да, может быть, и по взаимному. Но только ты не учел, сколько лет твоему знакомому Виталику.
– Сколько? – в голосе прозвучал страх. – Он сказал, что ему девятнадцать…
– Так вот, Телепнев, он тебя обманул. Виталик, конечно, выглядит старше своих лет, но на самом деле ему всего семнадцать. А ты понимаешь, что это значит!
– Не может быть!
– Очень даже может!
– Что же теперь будет?
– Будет именно то, что я тебе сказал: ты запомнишь два телефонных номера и, как только любой из них или оба активизируются – сообщишь мне по третьему номеру, который тоже запомнишь. А еще сообщишь мне их координаты…
Ирина Лоскутова обладала природным чутьем на скандалы и неприятности. Причем неприятности исключительно чужие, от которых сама Ирина получала чистое, незамутненное удовольствие. Чужие неприятности подпитывали Лоскутову, как мультивитамины подпитывают ослабленного подростка.
Вот и в этот день у нее с самого утра было такое чувство, что сегодня непременно что-нибудь произойдет. У нее даже ноздри раздувались от предвкушения.
Где-то к середине рабочего дня это чувство стало настолько сильным, что Ирина не выдержала, ушла со своего рабочего места и ошивалась возле входа в офис. Она делала вид, что кокетничает с охранником Витасей, но на самом деле ждала.
И дождалась.
Дверь открылась, и в холл перед постом охраны вошла худощавая (по мнению Лоскутовой, костлявая) женщина средних лет (по мнению Лоскутовой, почти старуха).
У этой женщины были коротко стриженные черные волосы («ворона облезлая», – подумала Лоскутова), глаза сильно подведены («кошмар на улице Вязов»), узкие губы плотно сжаты и накрашены малиновой помадой («ужас, летящий на крыльях ночи»), одета она была в строгий черный костюм («отстой и убожество»). На плече у нее висела черная сумка, примерно такая, какие в старых фильмах носят офицеры на полевых учениях, кажется, называется планшет.
Однако по всему выходило, что именно эта женщина принесет в фирму долгожданные неприятности. Неприятности сквозили в ее мрачном, зловещем взгляде, неприятности трепетали на ее узких, как бритвенное лезвие, губах.
Лоскутова замерла в предвкушении.
Мрачная женщина подошла к Витасе и не успела еще ничего сказать, как тот выпалил, имитируя служебное рвение:
– Пропуск!
Женщина разлепила узкие губы, подведенные малиновой помадой, и произнесла скрипучим голосом:
– Полиция!
И в подтверждение своих слов раскрыла перед Витасиным лицом красную книжечку удостоверения. Раскрыть раскрыла, но в руки Витасику не дала, хоть он и потянулся взять.
– Поли-иция? – протянул Витася совсем другим тоном. – А что случилось-то?
– Я что – каждому хомяку докладывать буду? – отчеканила незнакомка, смерив Витасю неприязненным взглядом.
– Это почему хомяку? – обиженно пропыхтел Витася, подтягивая живот. – Это с какой стати хомяку? Я, между прочим, нахожусь при исполнении служебных обязанностей и не потерплю, чтобы всякие посторонние…
– Потерпишь! Вижу я твои обязанности! – Мрачная особа скользнула взглядом по Лоскутовой, и той показалось, что этот взгляд ее порезал на несколько неровных кусков. – Это я нахожусь при исполнении, а ты меня задерживаешь!
– А что я? Я ничего… я не задерживаю… особенно если при исполнении… – испуганно залепетал Витасик. – А что вам конкретно нужно?
– Мне конкретно нужен ваш начальник!
– А я вам сейчас покажу! – вылезла вперед Лоскутова. – Я вас сейчас к нему в кабинет провожу!
Ирина поняла, что перед ней возникла счастливая возможность узнать все из первых рук.
– Ну, проводи, – согласилась брюнетка, снова взглянув на Лоскутову, но уже с некоторым интересом.
Ирина провела нежданную гостью по коридорам фирмы, довела до кабинета начальника, но не ограничилась этим. Она привычным движением открыла дверь кабинета и вошла в него вместе с роковой брюнеткой, торжественно сообщив:
– Сергей Николаевич, к вам женщина из полиции!
Затем она закрыла дверь изнутри и встала около нее с таким видом, что ясно было – никакая сила ее с этого места не сдвинет.
– Из полиции? – Шеф удивленно и растерянно взглянул на мрачную незнакомку.
– Из полиции! – отчеканила та. – Капитан Свиристенко! – и открыла перед шефом свое удостоверение. Однако в руки не дала.
«Как и Витасику», – отметила Лоскутова.
– И что же вас привело в нашу скромную фирму? – осторожно осведомился шеф.
– Вот это, – брюнетка расстегнула свою огромную сумку и выложила на стол перед шефом довольно объемистую и слегка помятую стопку документов.
Лоскутова до хруста вытянула шею и сумела разглядеть на верхнем документе название их фирмы. Больше того – у нее возникло подозрение, что это – те самые документы, которые шеф хотел передать в Металлопрокат. Ей самой с трудом удалось отвертеться от этого поручения, и в итоге документы отдали Кочетовой.
Этой тюхе и мямле Кочетовой, о чем Лоскутова вспомнила сейчас не без удовольствия, поскольку, для того чтобы отвертеться от командировки, ей пришлось приложить максимум усилий.
– Это ведь ваше? – осведомилась брюнетка.
– Да… как будто наше… – неуверенно протянул шеф, перебирая документы.
Неуверенность в его голосе была не оттого, что он сомневался, его ли фирме принадлежат эти документы, а оттого, что он лихорадочно соображал, как они могли попасть в полицию и чем этот неприятный факт лично ему угрожает.
– А как они у вас оказались? – спросил он наконец.
– Вообще-то, я не должна сообщать посторонним детали следствия, – проскрипела брюнетка.
– Разве я посторонний? – вклинился шеф. – Вы же ко мне пришли с вопросами…
– Дайте договорить! Вообще-то я не должна, но поскольку в данном случае речь идет об установлении важных для следствия фактов, я, так и быть, сообщу…
Лоскутова в этот момент решала две архиважные задачи: во-первых, стать как можно незаметнее, чтобы эта чернявая зараза забыла о ее существовании и не выставила из кабинета в самый интересный момент, и, во-вторых, чтобы не пропустить ни одного ее слова.