В утренний час в парке немного людей. Лучи яркого солнца запутались в изумрудно-желтых кронах тополей, рассыпались бликами по волнам реки. По пешеходной дорожке проносятся роллеры в цветастых шлемах и наколенниках, вдоль гранитной набережной прогуливаются редкие парочки и мамаши с колясками.
Время настало. Надо было сделать это давным-давно – что ж, лучше поздно, чем никогда. Я достаю из кармана коробку из прессованного папируса и кладу на стол.
– Борис Игнатьевич, наша семья вам кое-что должна…
Великий Светлый принимает коробочку без удивления, как будто ожидал этого; он снимает крышку и осматривает серо-желтый предмет из камня, очертаниями похожий на указательный палец.
– Книжник все равно опять воскрес, – добавляю, – а Перст Энлиля так и лежал в его могиле с девяносто восьмого года. Мать просила отнести вам.
– Хорошо, Ярослав. Передай Герде, что я прощаю ее.
– Разве еще не простили?
– Говоря официальным языком – да, реабилитировали. Но ты же понимаешь, что личное отношение неизмеримо важней.
– Борис Игнатьевич, – решаю я сменить тему, – не знаете, где сейчас Артем Локшин?
– В Бернской тюрьме Инквизиции, конечно. И выйдет не скоро. Впрочем, для него все могло кончиться куда хуже. Пожалели, учли обстоятельства.
Воробей садится на край стола, чирикает, глядя на нас наглым глазом. Я кошусь на него с подозрением – а если это шпион Завулона? Гесер бросает птице крошки.
– Что за обстоятельства? – говорю.
– Видишь ли, Ярослав, – тяжело расти ребенку, когда все вокруг знают, что тебе уготована великая судьба, и пытаются взять тебя в оборот…
– Уж мне ли не знать.
– Нет, братец. Твои родители поступили умно – оградили тебя максимально от любых нежелательных контактов. Даже после истории с Сердцем Сумрака, когда ты уже перестал быть объектом общего интереса, а Дориан был мертв, мало что изменилось. Вы живете в загородном доме с высочайше надежной системой обороны, куда даже мне нелегко попасть. С Артемом было не так. Он подавал большие надежды еще до инициации. Был сильнейшим из четырнадцати Иных «лужниковского призыва». Мы как могли присматривали за ним, но не держать же мальчишку постоянно под домашним арестом? Все его знакомства тщательно проверялись, однако мы кое-что упустили. У него имелся сосед, старенький Инквизитор на пенсии, Карл Иванович Грау. Они иногда перекидывались парой слов во дворе, а может быть, и у него дома. Локшин рос общительным парнем и активно контактировал со взрослыми. Мы спохватились лишь годы спустя, м-да… – Гесер одним глотком допивает чай, – когда он вдруг ушел из Дозора в Инквизицию.
– Это был Завулон? Тот Карл?
– Разве же он теперь признается? Поди докажи. Старикашки след простыл. Покопавшись в памяти Артема, Инквизиция установила, что Грау сильно на мальчика повлиял. Он не мог изменить его Светлую сущность, но нашел способ парня нейтрализовать. Исподволь внушил, что и Свет, и Тьма изначально несовершенны – а их вечная борьба разрушительна. Поселил глубоко в душе страх оказаться неправым, несправедливым. Оказавшись в Дозоре, принимая участие в оперативной работе, парень неизбежно оказывался в неоднозначных ситуациях. Стал задавать вопросы, на которые нет однозначных ответов. Дальше вы знаете.
– А моя судьба? – спрашиваю. – Признайтесь, вы вмешивались в нее?
Гесер с удивлением смотрит на меня:
– Так ты еще не догадался? Вот оно, мое вмешательство, сидит.
– Кто? Линка?
Сказать, что я ошарашен, – не сказать ничего.
Гесер быстро протягивает руку и касается ее веснушчатого лба:
– Возвращаю тебе память, девочка.
Линка растерянно хлопает ресницами.
– Вспоминай, – продолжает Борис Игнатьевич, – девятнадцатое сентября 2015 года, в Питере. Рванула сумеречная бомба, которую установил Кот. Ярик и Герда спускались по лестнице и нашли на ступенях тебя.
– То есть, – шепчет Линка, – это вы…
– Да. Это я принес тебя туда сразу после взрыва и оставил на пути у Огонька. Когда Кот ставил бомбу – он не знал, что в одной из соседних квартир живет потенциальная Иная. Никто не знал. В тот день я инкогнито прибыл в Питер, чтобы впервые посмотреть тайком на Гордеевых, – и обнаружил среди игравших во дворе детей девочку с интересной аурой. Неожиданно к дому стали стягиваться Темные. Решение нужно было принимать немедленно, и я решил втянуть тебя в эту историю. Я же потом внушил твоим родителям, что ты уехала с классом на экскурсию по Золотому кольцу. Я знал – Герда не сможет бросить в опасности маленькую девочку.
– Но… зачем? – спрашиваю я.
– Разве ты недоволен своей напарницей?
Конечно, хитрый старик эту загадку оставляет разгадывать мне. Но загадка не сложная. Без Лины я мог бы не выжить после взрыва в крепости – она поддержала меня своей толикой Силы. Или выжил бы, но не смог нанести смертельный удар Тайпану. Да и в принципе без Лины я мог бы не стать тем, кем я стал. Это соображение действует на меня вдохновляюще.
– Но мы же могли погибнуть, – напоминаю я, – представьте, каково нам пришлось – бежать из Петербурга с малявкой на руках.
– Не забывай, Ярослав, – я кое-что умею. Например, видеть линии вероятности. Я верил, что вы выберетесь.
– Что еще вы знаете о моем будущем?
Борис Игнатьевич улыбается и не отвечает.
– Что же получается, – берет слово Линка, – Завулон вас переиграл? Все было зря?
– За днем следует ночь. Солнце садится – встает луна. А утром наоборот.
– Почему вы так не любите прямо отвечать на вопросы?
Я снова бью ее коленкой под столом: не наглей.
– Конечно же, все было не зря, – отвечает Гесер. – Во-первых, вы нашли Сердце Сумрака. Отныне его будут зорко охранять оба Дозора – и скорее всего мир Иных действительно однажды изменится. Теперь у нас есть инструмент для этого. И много времени, чтобы подумать. Во-вторых, стало ясно, что Инквизиция в таком виде больше существовать не может. Если один ее сотрудник способен поставить под угрозу все мироустройство – что-то в ее структуре неправильно. Многие руководители Инквизиции после этой истории лишились своих постов, а некоторые заключенные из Бернской тюрьмы вышли на свободу, в том числе те, что провели там века. Страж тюрьмы и вовсе исчез. В Инквизицию потекла новая, молодая кровь.
Мы молчим, глядя на купающихся в луже на площади воробьев. Из динамиков на столбах льется тихая музыка.
– Отец считает, – не удерживаюсь я, – что вам в принципе нельзя верить. Что, возможно, вы с Завулоном все спланировали с самого начала и разыграли ради каких-то своих целей, о которых нам никогда не узнать.
Гесер смеется в голос. Мы с Линкой смеемся в ответ. Мы хохочем как дети и официантка смотрит на нас с подозрением.
