Впереди наконец показались охряно-желтые городские укрепления, возносящиеся ввысь. Движение стало очень плотным и шумным, и появились тучи мух. Дорога привела путников к огромным арочным воротам, охраняемым стражей в пыльных синих туниках и широких штанах, заправленных в сапоги. Но тюрбаны у них были настолько белоснежные, что это резало глаз.
— Делай то же, что я, наклони голову пониже, — снова предупредил его Маршалл. — И не произноси ни слова, даже если к тебе кто-то обратится.
Он прикрыл себе лицо концом тюрбана, так что глаза оказались в глубокой тени и виднелись лишь блестящие зрачки, и Роб проделал со своим головным убором то же самое.
Он только раз глянул вверх, когда они подъехали ближе к стене, и увидел батарею огромных бронзовых пушек, установленных высоко на зубчатой стене и нацеленных в сторону моря. Дорогие орудия, европейского литья. Вот, значит, он какой, этот город: пиратское логово, гнездо язычников, куда Кэтрин привезли через весь огромный океан. Роб сгорбился, чтобы скрыть широченные плечи, и уставился вниз, на жесткую поросль пыльной щетины на шее мула. Они въехали в тень арки. Кочевники прямо как сороки трещали о чем-то со стражниками, которые, как по волшебству, махнули им руками: проезжайте, ребята. И они въехали в гигантский крутящийся хаос, от которого исходили самые разнообразные малоприятные запахи, в тысячную толпу людей, стремящихся попасть на суки.
Здесь англичане распрощались со своим эскортом из кочевников. Робу было жаль с ними расставаться, он долго смотрел им вслед. Люди ехали продавать своих козлов, обменивать другие свои товары на то, что им нужно, и он почти завидовал им.
Мулов своих Маршалл и Роб оставили на площади, привязав к столбам среди доброй сотни других животных, возле корыт с питьевой водой, и врезались в самую середину толчеи на узких, извивающихся улочках сука под тростниковыми крышами, куда солнечный свет проникал в виде приятных глазу, очень сложных переплетений света и теней, похожих на паутину.
— Это киссария, — объяснил Робу Маршалл. — Крытый рынок. У меня тут есть знакомый, на той стороне. Держись поближе. Если отстанешь и потеряешься, то конец: тебя тут никто не найдет.
Роб то и дело натыкался на людей, сталкивая их с дороги, стараясь идти в ногу с Маршаллом, который ввинчивался в толпу, словно бык, нагнув голову.
В конце концов он просто ухватился за плащ лондонца и держался изо всех сил, как ребенок, волочащийся за матерью, уцепившись за ее фартук. Всевозможные картины мелькали перед глазами как во сне: какие-то усатые рыбы, горы ярких специй, корзины с битой птицей, ящерицы и змеи, рулоны шелка, мешки с шерстью, бронза, стекло, серебро — и повсюду шум, гам, крики, вопли на языке, из которого он не понимал ни слова, У него кружилась голова, даже подташнивало.
Наконец они нырнули куда-то влево, на боковую улочку, отходящую от главной магистрали рынка. Здесь шум сука несколько стих, и Маршалл замедлил шаг. Роб обратил внимание, как тяжело он дышит и как от него разит потом. Страх, Этот запах он отлично знал, и понимание отнюдь не придавало ему уверенности.
— Что теперь? — спросил он.
— Мы идем в дом одного человека, который знает другого человека, а тот может устроить нам аудиенцию у Сиди аль-Айячи. Мы с этим человеком уже проворачивали совместные дела, но его вовсе не обрадует, что я притащил с собой еще одного, да такого, которого в толпе видно за милю. Если он спросит, скажу, что ты мой слабоумный младший братец. Если тебя заставят открыть лицо, высовывай язык, скоси глаза и пускай слюни. Если они решат, что ты представляешь для них какую-то угрозу, тебя тут же пришьют без всяких колебаний.
«Точно так, как ты поступил с теми двумя спящими в лесу», — подумал Роб, но промолчал. Лишь кивнул и изобразил, как умеет косить глазами.
— Отлично. — Маршалл ухмыльнулся. — Сойдешь за идиота.
Он постучался в усаженную заклепками дверь. Через некоторое время в двери распахнулось квадратное оконце, и показалось коричневое морщинистое лицо. Маршалл сказал что-то, дверь распахнулась, и лондонец подтолкнул Роба в спину:
— Вперед. Быстро.
Роб обнаружил, что уже стоит внутри и на него пристально смотрит маленький человек. Он словно по наитию откинул с лица конец тюрбана, скорчив самую жуткую гримасу, на какую только был способен. Человек отступил назад, сделав жест «рука Фатимы», оберегающий от дурного глаза. Они обменялись с Маршаллом целым потоком гортанных слов и звуков, потом лондонец обернулся к Робу:
— Ну вот и все. Дело сделано. Ступай за мной.
Их провели в прохладное внутреннее помещение, куда темноглазая, с испугом на них поглядывающая женщина принесла чай и тут же убежала, пока Роб не успел навести на нее порчу своим идиотским выражением лица.
Здесь они просидели очень долго, кажется, несколько часов. Всякий раз, когда Роб пытался заговорить, Маршалл тут же прикладывал палец к губам и указывал на дверь. «Шпионы подслушивают», — произнес он одними губами. Тогда Роб прикрыл лицо, откинулся спиной к стене и задремал.
Наконец в коридоре послышались голоса. Маршалл поднялся на ноги, и в комнату вошел очередной незнакомец. Этот был моложе и выглядел более опасным, нежели первый. Кожа у него была светлее, вперед воинственно торчала густая борода. На поясе висели и сабля, и кинжал, как сразу отметил Роб, и по его виду было ясно, что этот человек хорошо умеет пользоваться оружием. Никакого обмена приветствиями не последовало. Вел он себя довольно нервно, явно не доверял им. Первым делом он пнул Роба ногой.
— Сядь прямо, Роберт, — сказал Маршалл. — Это мой бедный брат, он слабоумный, — пояснил он, оборачиваясь ко вновь прибывшему. — Мне просто не с кем было его оставить.
Мужчина наклонился вперед и молниеносным движением сорвал с головы Роба тюрбан. Роб был застигнут врасплох, потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить об идиотской гримасе; но было уже поздно.
Мужчина ударил его по лицу, да так сильно, что Роб уставился на него, оскорбленный и ошеломленный таким внезапным взрывом насилия.
— Кажется, Хасан бин-Какрим сотворила тут чудо исцеления, — насмешливо сказал мужчина Маршаллу. — Не думать, что он теперь такая слабоумная. — Выхватил кинжал — его кривое лезвие зловеще блеснуло в полумраке комнаты — и направил острие на Роба: — Кто это такая и зачем он тут? Он не твоя брат, много бледный и белый, как грязный свинья, глаз синий, как дьявол. Говорить правда, или я зарежу до смерть.
— Его зовут Роберт Болито. Он приехал сюда с целью спасти свою бабу — ее захватили рейдеры в Корнуолле нынешним летом.
Тот рассмеялся:
— Ага! Аль-Андалуси триумф, да-да! Как мы смеялся, когда видел белый христиан-женщин проданы как скот на сук Газель!
Роб сжал кулаки так сильно, что казалось, косточки вот-вот прорвут кожу. Но заставил себя сдержаться.
— Я и сам могу за себя сказать, — заметил он самым ровным тоном, на какой у него хватило сил. — Одна из этих захваченных женщин — моя невеста, моя… будущая жена, Кет-рин-Энн Триджинна. У нее длинные волосы, рыжие, вот до сих пор. — И он провел рукой по талии. — Такого цвета, как это. — Он указал на плетеный пояс темно-рыжей кожи, что носил марокканец.
