— Нет, — кратко ответил тот. — Подробности — коммерческая тайна; они известны только нашей компании и нашим торговым партнерам; тебя это не касается.
— А разве я не стал членом вашей компании, когда мне поручили охранять вас и ваши бумаги?
— Ничего подобного, парень. И почему только Джон решил, что мне необходим в качестве телохранителя такой тупой и неуклюжий болван, я так и не понял. Тебя сюда взяли из милости; и ежели ты будешь продолжать задавать идиотские вопросы, я сам тебя тут пришью, избавив местных головорезов от этой заботы!
Роб сидел, глядя на пар, поднимающийся на солнце от сапог. Но в конце концов не выдержал:
— Тогда, вероятно, мне следовало бы задать вам еще один вопрос. Каким образом мы выберемся из Сале, если, конечно, удастся сохранить головы на плечах?
Маршалл вздохнул.
— Через пять дней «Роза» подойдет к Сале и будет ждать моего сигнала. Как только они его заметят, то подойдут поближе, насколько будет возможно, и заберут нас.
Робу пришлось удовлетвориться этим скромным обрывком информации. Маршалл в конце концов сложил карту, убрал ее в заплечный мешок. И велел Робу надевать сапоги.
— Через этот проклятый лес надо двигаться тихо — никаких разговоров. Смотри под ноги. Тут полно ям и всяких кольев для неосторожных чужаков. И сомнительный народ обитает. Некоторые прямо в лесу живут, другие скрываются, некоторые, вроде нас, просто прохожие. Но у всех у них есть причины прятаться, и эти причины обычно носят криминальный характер. В лесу нет законов, разве что закон выживания.
— Мне кажется, — заметил Роб, укладывая в голове полученные сведения, — что нам все-таки было бы лучше войти прямо в порт, под всеми парусами и с пушками наготове, какие бы там ни были дрязги между разными партиями.
— Ты чрезвычайно наивный молодой человек, Роберт Болито, — многозначительно сказал Маршалл. — Еще раз повторяю: мы не можем допустить, чтобы обнаружили, как мы влезаем прямо в это пиратское гнездо. По множеству причин, но самая важная из них та, что если кто-то сообщит в Англию о наших делах — а здесь полно таких, кто то и дело шастает туда и обратно по собственному усмотрению, да еще и имеет кучу связей про всей Европе, — то у нас будут все шансы болтаться на виселице. Достаточно веская для тебя причина?
Роб в ужасе уставился на него.
— Господи помилуй, — пробормотал он наконец. — И во что это я вляпался?!
— Я предупреждал, тебе бы следовало отказаться от этой глупой затеи и сидеть дома.
— Ну я ведь здесь, так что говорить больше не о чем. Я здесь, и я, кажется, обречен и проклят.
ГЛАВА 27
Ну, я уже здесь, как я иму сказал, я здесь и, кажится, обречен и проклят, но тагда я ище не знал, насколько это близка к истине…
— Интересно, кому и зачем он это писал, — сказала я наконец, складывая лист бумаги и откладывая его в сторону, в гору грязной посуды, оставшейся от завтрака. Мы сидели на террасе на крыше дома за шатким старым столом, который Идрис поставил там, а рядом в бетонный куб был воткнут огромный выцветший зонт от солнца, защищая мою бледную английскую кожу.
— Это не дневник?
— Судя по виду, часть письма. Видите, на копии видны оборванные края? Но нет деформированных букв, как это было бы, если бы Майкл снимал копию с книги. Странно. И бумага совсем другая, чем та, на которой написано письмо сэру Артуру Харрису, да и почерк по виду другой, более мелкий и аккуратный.
— Может быть, письмо своему хозяину он писал в спешке.
— Или здорово волновался… — Я прикусила губу. — Стало быть, вы полагаете, что Роберт Болито и впрямь проделал весь этот путь от Англии до Марокко, намереваясь спасти Кэтрин из рабства?
— Несомненно, таково было его намерение, и, видимо, ему это удалось, иначе книга никогда не вернулась бы в Англию.
Я вздохнула:
— Очень романтическая история. Боюсь, это сказка.
Идрис скорчил недовольную гримасу.
— Если ему удалось это предприятие, не понимаю, почему парень считал, что обречен и проклят. Может, он женился на ней и она оказалась скверной женой и он так и не нашел с ней счастья.
Может, она ему изменяла, или грубо с ним обращалась, или вообще сбежала от него. В этой истории много такого, чего мы пока не знаем.
— Мм, — рассеянно выдавила я, не желая гадать.
Записи в дневнике Кэтрин внезапно обрывались, остановившись на описании самых разнообразных домашних дел и забот. Из последних записей я узнала, что «кажный день женщины из касбы приходют сюда и сидят са мной и вышивают. Мы вышиваем шелками всех цвитов и аттенков, извесных чилавеку. Никагда не видала таких прикрасных цвитов, разви только в цвитнике леди Харрис в Кенджи». Потом шло описание того, как «Хасна научила миня гатовить блюдо, каторое ани называют «украшинное лицо», но без подробностей о том, что это за блюдо. Я прочла про рубаху, которую сшила Кэтрин, и о том, как она готовила себе сурьму, чтобы подводить глаза, из ингредиентов, которые купила «на суке» (она писала слово «суук»); как выучила несколько слов на их языке. Все это было очень интересно, если рассматривать записи в качестве исторического документа, но лично у меня — как ни стыдно в этом признаваться — вызывало огромное разочарование. Судя по ее записям — пересыпанным словами, которых я не понимала, с огромным трудом пробираясь сквозь подробности, — девушка, кажется, даже радовалась тому, что оказалась в Сале в качестве рабыни, если действительно была продана в рабство, потому что обучение женщин искусству вышивки в некоем вполне респектабельном и богатом доме и без каких-либо других, более обременительных обязанностей никак не соответствовало моему представлению о том, на какую страшную жизнь обречена молодая невольница. А больше всего меня раздражало то, что все это никак не вязалось с последствиями внезапного и чудесного появления Роба, явившегося, чтобы вызволить Кэтрин и отвезти обратно в Корнуолл.
— Мне кажется, — заявил Идрис, — этот ваш Майкл оставил у себя вторую половину пазла.
Я тоже об этом подумала, и мысль лишила меня душевного равновесия. Ксерокопии были приманкой. Майкл хотел заполучить книгу и использовал письма Роба, чтобы выманить меня из моего убежища. Я вовсе не желала отдавать ему книгу, однако отчаянно хотела узнать конец истории. Но даже при этом я была совершенно не готова к тому, чтобы встретиться с Майклом лицом к лицу.
— Когда мы встречаемся с вашим другом Халидом? — спросила я.
— Он будет ждать нас в два в кафе около вокзала.
Я взглянула на часы. Стрелки показывали около половины двенадцатого.
— А до этого?
— Давайте я покажу вам те суки, которые, видимо, посещала Кэтрин. Кстати, именно там я вырос.
Поверх джинсов я надела темно-синюю джеллабу, которую Идрис принес вчера вечером, но с белым головным шарфом мне было не справиться: в него просто не умещались все мои волосы, их оказалось слишком много. Я попыталась спрятать их на спине, под рубахой, но что бы я ни делала, шарф спадал с головы. В конце концов я завязала его узлом, распустив волосы.
