Идрис присел рядом со мной. Что-то сказал одному из мальчиков, который тут же зашелся смехом, распахнув щербатый рот, и что-то затараторил в ответ. Потом без всяких церемоний ухватил меня за руку, перевернул ее ладонью вверх и вложил одного из цыплят. Птенчик неуверенно стоял на моей ладони, перебирая тоненькими лапками, он почти ничего не весил, а желтый пух прямо-таки светился на солнце, как одуванчик. Я чувствовала, как быстро бьется его сердечко — как контрапункт моему собственному. Потом Идрис положил мне руку на плечо, и ощущение было такое, словно кто-то прикоснулся ко мне обнаженным электрическим проводом под током.
— Абдуллатиф говорит, что вы можете взять его себе. — Ребенок смотрел на меня совершенно серьезно.
Я приоткрыла рот от изумления. Идрис улыбнулся, видя мое замешательство. Потом согнал цыпленка с моей ладони, шикнув на него, и тот спрыгнул обратно на мостовую и смешался с остальными. А Идрис сунул руку в карман, достал пару монет и дал их мальчику, погладив его по коротко остриженной голове:
— Танмирт, Абдуллатиф. Бес’салама.
Это маленькое происшествие изменило все настроение утра, словно дальнейшие события брали свое начало именно в том, как это было мило и вроде бы даже волшебно.
Я перестала о чем-либо беспокоиться, волноваться насчет книжки Кэтрин, насчет ее аутентичности, забыла про Майкла и отдалась во власть Марокко — растворилась в его жарком тепле, щедрости, экзотике и его острой на вкус, рассыпанной повсюду истории.
В любом случае было бы весьма сложно не радоваться, не наслаждаться этим днем, потому что касба открывала перед нами одно чудо за другим: лабиринты узеньких извивающихся улочек с домами, грубо обляпанными штукатуркой и выкрашенными в синий цвет или беленными известью, с окнами, украшенными изящными коваными решетками, с их дверями, створки которых выбелены временем до серебристого оттенка. Целые каскады бугенвиллей и жасмина, роскошные кусты цветущих роз.
Наконец мы подошли к очень красивой мечети с высоким минаретом, и здесь Идрис остановился.
— Это Джума аль-Атик, построена в двенадцатом веке султаном Абд-аль-Мумином. Мне бы не хотелось надоедать вам датами и сухими фактами, но стоит упомянуть, что это самая старая мечеть в Рабате.
Он поднял взгляд вверх, жесткие черты лица немного смягчились на солнечном свете, а черные глаза стали бархатисто-каштановыми.
— Мы можем войти внутрь? — Очарованная изяществом внешнего вида мечети, я горела любопытством увидеть интерьер.
Идрис уставился на меня сверху вниз:
— Конечно же, нет.
— Почему? — поддразнила его я. — Потому что я женщина?
— Потому что вы не мусульманка.
— О! — Я усмехнулась, но смешно мне не было. — Неверная!
— Совершенно верно.
— Очаровательно!
— Ладно, идемте. — Он взял меня за руку. — Я сейчас покажу вам место, куда мои предки сгоняли ваших неверных предков.
— Вообще-то, — заметила я, следуя за ним по лабиринту узких улочек, — думаю, вам следует знать, что христиане тоже называли мусульман неверными.
У него хватило ума улыбнуться.
Наверху, в самой высокой точке касбы, возвышалась огромная платформа, гигантская орудийная огневая позиция, откуда открывался поражающий воображение вид на океан и сверкающий белым город на противоположной стороне широкого водного пространства.
— Эту реку зовут Бу-Регрег — Отец Отражений, — сообщил Идрис, присаживаясь на стену. — Красивое название, не правда ли? Не знаю, кто ее так назвал, но люди здесь живут с незапамятных времен. Сперва тут возникли три города-государства. Вон там, за рекой, — Сла эль-Бали, Старый Сале, порт, который снабжал всем необходимым богатое королевство Фес. В семнадцатом веке он превратился в центр работорговли всего региона и стал также прибежищем радикального ислама. А вон там, — и он показал в противоположную сторону, позади нас, — лежит Рабат, где в конечном итоге поселились самые богатые еврейские и мавританские купцы. Там, где мы стоим, располагается Сла эль-Джадид, Новый Сале. Когда Филипп Испанский в начале семнадцатого века изгнал мавров из Андалусии, многие вернулись сюда и занялись восстановлением старого города, который раньше был покинут. Их приняли с распростертыми объятиями — они привезли с собой много денег и роскошных вещей; а кроме богатства, неутолимую ненависть к христианам, которые их так жестоко преследовали. Правитель здешних мест, султан Маулай Зидан, выделил им средства для восстановления укреплений и поставил гарнизон, чтобы сторожить крепость, которую потом назвали Касба Андалус.
Для начала они отблагодарили его тем, что начали выплачивать в казну солидные сборы со всех товаров и грузов, что проходили через их руки, но очень скоро вообще перестали платить султану какие-либо налоги. Им уже не нужна была его помощь и защита. Сале расположен весьма стратегически выгодно: Гибралтарский пролив рядом. Через него проходят все грузы, как сквозь бутылочное горлышко. И корсарам оставалось только нападать на проходящие корабли, едва те выходили из пролива; а затем, поскольку их корабли были быстрее, а берега они знали гораздо лучше, чем любые преследователи, пираты стремительно, на полной скорости уходили в свой родной порт. Видите, как вон там бурлит вода?
Я посмотрела в направлении, которое он указывал пальцем, и увидела, как в устье реки поднимается волна прибоя. Кивнула:
— Да, вижу.
— Там под водой скрывается песчаная коса. Над ней может пройти только небольшое судно с неглубокой осадкой, а если корабль не остановила эта преграда, то он застрянет в узких протоках выше по течению. Только хороший лоцман может провести по ним судно. Морское дно там буквально завалено обломками иностранных кораблей.
— А почему они начали заниматься похищением людей?
— Да потому, что вскоре поняли, что могут отлично заработать, захватывая в плен команды кораблей и продавая их потом на невольничьих рынках. Кроме того, тем, кто водил по Средиземному морю галеры, постоянно требовались невольники-гребцы, чтобы гоняться за богатыми купеческими кораблями.
— А женщин-то зачем?
— А как вы сами думаете? Да для того же самого, для чего женщин всегда крали и захватывали…
Я покраснела. Бедная Кэтрин!
— Знаете, а я уже проголодалась. — Я поспешила сменить тему разговора и поднялась со стены. — Где мы можем перекусить?
Идрис на мгновение задумался, его лоб между бровями пересекла глубокая вертикальная морщина.
— Вы рыбу любите?
— Конечно.
— Тогда у меня есть отличная идея.
Мы проследовали вниз по правому берегу реки, к самой воде, где было пришвартовано множество ярко-синих судов с высокими носами, а некоторые вытащены на песок. На небольшом, грубо сколоченном пирсе выстраивались в очередь люди, готовясь погрузиться на одно из таких суденышек. Идрис дал паромщику пару монет, помог мне перешагнуть через фальшборт и присоединился ко мне. Паромщик — темнокожий, с ухоженной бородой, глазевший на меня с едва скрываемой ненавистью, — вывел свою посудину на речной фарватер и погнал к Старому Сале. И тут мне открылся совершенно другой мир.
