– Ты хочешь у Земфиры на глазах убить ее обожаемого Белого?
И обернулся к соседке.
– Вера Донатовна, как обстоят дела с интервью Клавдии Васильевой?
– Изображение я подчистила, осталось подрегулировать звук.
– Вот интервью я согласен показать, – одобрил Карлинский. И под нос себе проворчал: – Черт его знает, вдруг поможет?
Он поднялся из-за стола и навис скалой над Виком, пророкотав:
– Витюша, я подскочу к тебе часика в три пополудни, будь готов ненадолго отъехать со мной.
И вышел из комнаты.
До трех часов следователь Цой переделал уйму вещей – опросил свидетелей по делу сантехника Репина, сходил на ковер к начальству и получил строгие указания прекратить копать под Ангелину Цатурян, ибо дело об убийстве Ильи Панаева закрыто и все случившееся можно считать ошибкой. Досадным недоразумением, которое не стоит раздувать во вселенскую трагедию. Вик согласился с начальством, что раздувать не стоит, и отправился обедать. Съел в буфете обычные свои целлулоидные сосиски с мятым горошком и поднялся к себе наверх. А ровно в три в кабинет ввалился Карлинский, пророкотав:
– Витюша, собирайся, поехали.
– Куда едем?
– В закрытый клуб на Нижнюю Масловку. Там наш сенатор здоровье поправляет. Тайский массаж, сауна, иглоукалывание и прочие прелести восточной медицины.
– Нас пустят?
– А как же! Ты пойдешь и выпишешь ордер на обыск.
– Я не могу, Карлуш. Дело Панаева закрыто.
– Можешь, Витюша, можешь. Придумаешь что-нибудь.
Подумав немного, следователь вернулся к начальству и получил ордер на обыск закрытого клуба, мотивируя возникшую необходимость тем, что у сантехника Репина, подорвавшего квартиру начальника ТСЖ посредством минирования унитаза, были далеко идущие планы, и в обнаруженном у Репина блокноте имелись записи еще и относительно Нижней Масловки. Неконкретные, но очень настораживающие.
Клуб на Нижней Масловке располагался в недавно отстроенном здании и охранялся, как Форт-Нокс. Вик порадовался предусмотрительности Карлинского, ибо проникнуть туда со стороны, пусть даже сотруднику прокуратуры, оказалось бы крайне затруднительно. К друзьям вышел управляющий и, смущенный предъявленным ордером, повел в массажный кабинет. Виктор знал сенатора только по телевизионным трансляциям из зала заседаний и был изрядно удивлен, узрев отнюдь не молодцеватого живчика, каким сенатор Дубровский выглядел на телеэкране, а дряхлого больного старика.
– Андрей Владимирович, к вам пришли, – оповестил клиента управляющий. И, понизив голос, со значением уточнил: – Из прокуратуры.
Раскосая смуглая массажистка тут же покинула кабинет, а Дубровский заворочался на кушетке, как большая жирная жаба, и, приподнявшись на локте, пропыхтел, обратив к вошедшим одутловатое землистое лицо:
– Чего надо?
– Андрей Владимирович, я в коридоре подожду, – проговорил управляющий, скрываясь за дверью.
Карлинский уселся на стул, положив на колени портфель, и вынул из него папку. Виктор устроился в ногах сенатора, сразу же спросив:
– Андрей Владимирович, вы давно знаете Ангелину Цатурян?
– Это вы про глупое недоразумение с ее бывшим мужем? – скривился сенатор. – Я не буду это обсуждать.
– Я следователь прокуратуры Цой, занимался этим делом и не считаю, что это недоразумение.
– Это фамилия у вас такая – Цой? – Сенатор иронично вскинул бровь. – Ну, вы даете! Цирк, да и только. Что вы к Ангелине прицепились? Прокуратуре что, заняться больше нечем?
– Андрей Викторович, вы не ответили на вопрос, – индифферентно проговорил доктор Карлинский.
Дубровский навел на собеседника амбразуры глаз и огрызнулся:
– А вы кто такой?
– Меня зовут Карлинский Борис Георгиевич, я консультант при прокуратуре.
– Ну-ну. Допустим, консультант, и что с того?
– Потом поймете, – стальным голосом отчеканил Карлинский. – Прошу вас, Андрей Владимирович, отвечать на вопросы. Это в ваших же интересах.
И так посмотрел на собеседника, что тот вдруг начал оправдываться:
– Ну, допустим, я знаю Цатурян. Знаю давно. Ангелина – подруга моей жены. И лечит моего ребенка.
– Значит, вам должно быть известно, что Ангелина Юрьевна выступает спонсором двух детских инфекционных больниц, – продолжал Карлинский. – Привозит медикаменты, встречается с больными детишками. Лечит их массажем.
– И что в этом плохого?
– Напротив, ее самоотверженность похвальна. Но я не об этом. Взгляните. Это распечатки с видеокамер в больницах.
Из папки Карлинский извлек стопку снимков и протянул сенатору. Дубровский раздраженно сдернул со стула шелковый халат, накинул на оплывшие плечи и сел, широко расставив столбы ног. Небрежно взял протянутые карточки и принялся нехотя рассматривать. После второй фотографии лицо его из равнодушного сделалось внимательным, затем – серьезным и, наконец, сердитым.
– Резиновый ежик в руках больных детей – тот же самый? Которым играет мой Вовик во время энергетических сеансов?
– Вы же сами видите, Андрей Владимирович, – откликнулся Карлинский. – Ангелина Цатурян приходит в ваш дом после посещений детских больниц и во время сеансов энергетической чистки дает вашему сыну ту же игрушку, какой развлекает во время своих благотворительных визитов заразных детишек. Я думаю, что причина нездоровья Вовика кроется в умышленно инфицированном ежике, а отнюдь не в злочинных кознях вашего старшего сына, как уверяет вас Цатурян. В ее интересах держать вас в страхе за жизнь малыша, что она с успехом и делает.
– Спасибо за информацию, – побагровев, тихо проговорил сенатор. Он долго молчал и сопел, затем произнес: – Давайте сделаем так. Будем считать, что вы ко мне не приходили и ничего не рассказывали.
– Как скажете, Андрей Владимирович, – поднялся со стула Карлинский. И, обернувшись к следователю, уточнил: – Виктор Максимович, мы же не виделись с господином сенатором?
– Не понимаю, доктор Карлинский, о ком вы говорите, – удивился следователь Цой.
Они вышли из кабинета, и, закрывая дверь, услышали голос Дубровского, говорившего в смартфон:
– Рахмет? Рад слышать. Работка есть. Нет, не как обычно, а по удвоенному тарифу. Цатурян Ангелина Викторовна. Очень рассчитываю, что решишь в течение пары дней…
Выйдя на Нижнюю Масловку, доктор самодовольно улыбнулся и хлопнул Вика по плечу.
– Вот так-то, Витюша. Поистине информация, поданная в нужное время нужным людям, творит чудеса. Рабочий день в самом разгаре, еще трудиться и трудиться на благо любимой страны. Подкинуть тебя в прокуратуру?
Москва, 1921 год
Андрея Белого провожали в Женеву коллеги по цеху – Брюсов и новая пассия мэтра Аделина Адалис. Одесская поэтесса, получившая боевое крещение в поэтическом кружке «Зеленая лампа», приехала покорять Москву, и сразу же была выхвачена из толпы начинающих поэтесс наметанным глазом мэтра. Мимо красивых и талантливых женщин Брюсов не проходил никогда, а Аделина была именно такой. Она обладала внешностью древней египтянки и характером сорванца с одесского привоза. При помощи любовника Адалис крепко стояла на ногах – заведовала литературной секцией подотдела ОХОбра, преподавала в возглавляемом Брюсовым Литературно-художественном институте, руководила Первой государственной профессионально-технической школой поэтики.
