– Будет сделано, Василий Степанович, – перекрикивая жужжание киноаппарата, охотно отозвался ротмистр, устремляясь в прихожую.
На этот раз он счел более удобным выйти через парадный вход. Вернулся быстро и сразу отправился в кабинет.
– Шеф, а вы не допускаете мысли, что это наш хромой Амалию отравил? – громогласно осведомился ротмистр. – Вернулся через черный ход и всыпал яду ей в бокал. Дверь-то легко отжать.
– Я допускаю все что угодно, – криво усмехнулся начальник следственного отдела. – За годы службы всякого насмотрелся…
– Василь Степанович! Здесь книжные шкафы, – уведомил Шалевич. – Может, на книжки взглянете?
Пока другие осматривали тело, ротмистр уже вовсю обследовал кабинет. Распахнув дверцы шкафа и усевшись на стул, он закинул ногу на ногу и с видом ценителя оглядывал корешки переплетов.
– Литература в основном весьма и весьма специфическая, – заметив приближающихся коллег, пояснил он. – Сплошной марксизм.
Подошедший к шкафу Чурилин протянул руку и взял с полки первый попавшийся том.
– Карл Маркс, Фридрих Энгельс. «Манифест коммунистической партии», – прочитал он. – Уже интересно.
– А еще любопытен томик «К еврейскому вопросу» за авторством все того же Карла Маркса, – вытягивая с полки рядом стоящее сочинение, проговорил фон Бекк. – Особенно интригует тот момент, что оценку еврейской национальной политике дает не какой-нибудь ископаемый антисемит, а убежденный интернационалист, и сам относящийся к богом избранной нации. Впрочем, внук двух ортодоксальных раввинов этого обстоятельства своей биографии особо и не скрывает…
– Вот-вот! – вдруг оживился швейцар, появляясь в дверях кабинета. – Говорю вам, господа хорошие, этот хромой Амалии Карловне вредные книжки носил.
– Разберемся, кто носил, зачем носил, – вынимая книгу за книгой, просматривая и ставя на место, сурово проговорил ротмистр.
– Еще хотел сказать, – переминаясь с ноги на ногу, мямлил швейцар, – что барышня к ним ночью приходили.
– Что за барышня? Чего хотела?
– Красивые они такие. Светленькие, с голубыми глазищами. На статую Девы Марии похожи. Если бывали в костеле, что у Введенского кладбища, то знаете. Барышня ночью пришли, часа три было. Госпожу Коган спросили. Я указал, куда подниматься. Смотрю, они прошли наверх. Я на цыпочках по лестнице за ними. Ибо знаю Амалию Карловну не первый год, и потому всегда опасаюсь, как бы чего не вышло. Гляжу, постояли барышня у двери, покрутили звонок, Амалия Карловна ей не открыли. Барышня вздохнули, да и пошли восвояси. Может, это и не имеет значения, но для порядка я должен доложить.
– Заметили в посетительнице что-нибудь особенное?
– Говорили барышня с прононсом. Но не как госпожа Коган, по-другому. Как англичане говорят.
– Спасибо, уважаемый, – обронил ротмистр Шалевич, выпроваживая швейцара из кабинета и плотно закрывая за ним дверь.
– Полагаю, что речь идет об Ольге Павловне Волынской, – заметил Чурилин, осматривая письменный стол самоубийцы. – Какое странное письмо, – проговорил он, держа в руках листок и пробегая его глазами. – Адресовано некоему Льву.
– Позволите взглянуть? – Фон Бекк протянул руку и взял у сыщика исписанный листок. Буквы бежали вкривь и вкось, и было заметно, что перо держал нетрезвый человек.
– Герман Леонидович, читайте вслух, – попросил Чурилин.
– Не обижайся, Лев, я все-таки умру, – хрипло начал фон Бекк. – Думай обо мне, что хочешь. Смешно и странно слышать это от меня, но без Аркаши жить не буду. Идеи Пряхина наполнили смыслом мою убогую жизнь, и я могу тебе сказать, что мой Аркашка в сто раз лучше всех вас, вместе взятых. Аркаши нет, и нет смысла жить. Осталась лишь голова в банке со спиртом. Нет, вру. Не в сто, а в тысячу раз он лучше тебя, Левушка. А ты последняя скотина. Я умираю, так и не узнав, зачем тебе, свинья ты Левушка, понадобилось отправлять в редакцию бледную моль Волынскую со стихами этих двух бездарей – Зорина и Рюмина. А ведь сначала ты меня просил пристроить их пошлейшие стишки – я отказалась. Заметь, из принципа отказалась, не захотев поганить альманах! А эта выскочка Волынская сказала тебе «да». Пришла и напечатала. ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ? О, бог мой, я так никогда и не узнаю. Свинья ты, а не лев! Прощай, друг Тихомиров. Амалия Коган.
Дочитав, Герман опустил листок и посмотрел на сыщика долгим выразительным взглядом. Чурилин заинтересованно привстал со стула:
– Герман Леонидович? Вы что-то знаете о Тихомирове?
– Полагаю, что да. Речь идет о человеке, проживающем на Лубянской площади в доме Стахеева. Предки Тихомирова занимались букинистической торговлей, а Лев продолжил их дело. И еще я должен рассказать вам, Василий Степанович, что кое-что случайно узнал о госпоже Волынской.
И в абсолютной тишине, нарушаемой лишь только перезвоном колоколов Никольской церкви, Герман фон Бекк поведал сыщикам историю, услышанную от танцовщицы Лили. И в доказательство предъявил полученную утром телеграмму из Лондона. И перевод статьи из английского научного журнала. Единственное, о чем умолчал наследник империи железнодорожных магнатов – так это о том, что отправил к дому Стахеева на Лубянку своего человечка – следить за букинистом Львом Тихомировым.
Москва, наши дни
Время от времени считая до пяти и слушая вполуха сбивчивые декламации, я спрашивала себя – почему не Гарсиа Лорка? Отчего все эти люди, желающие попасть в театральную студию, выбирают одни и те же стихи одних и тех же поэтов? Знают ли они что-нибудь вообще о загадочно погибшем испанце? Я не прошу прочесть документальную биографию Лорки, вышедшую из-под пера Яна Гибсона. Посмотрите хотя бы фильмы! Как хорош играющий испанского поэта Энди Гарсиа в «Исчезновении Гарсиа Лорки. Смерть в Гранаде»! Энди Гарсиа вообще хорош. Актера невозможно забыть после его великолепного Винченцо «Винни» Мансини из «Крестного отца».
Да ладно Энди Гарсиа. Кто-то может его не любить. Но как можно пройти мимо «Бунюэль и стол царя Соломона» с Адриа Колладо? Один из любимейших фильмов, в котором мне нравятся все трое – Лорка, Дали, Бунюэль. Но больше всех, конечно же, Дали! Я все это расскажу детям. Мы будем смотреть шедевры мирового кино, и перед моими воспитанниками откроются тайные смыслы картин, которые дано постичь лишь тем, кто умеет видеть.
– А аппаратура у вас какая?
Я вынырнула из глубины своих мыслей и подняла глаза на говорящего. Передо мной стоял мальчишка лет четырнадцати с вытравленным перекисью чубом и ждал ответа.
– Аппаратура? – переспросила я, не понимая, о чем он говорит.
– Ну, мы же будем снимать киношку? – уточнил пацан. И не без хвастовства добавил: – У меня у брата на канале тысяча двести подписчиков, он снимает и выкладывает видюшки со смартфона. А я не хочу со смартфона. Я хочу снимать по-настоящему. И чтобы подписчиков было сто тысяч – это в идеале. Аппаратура у вас какая?
