Припомнив легенды о дальневосточном преступном мире, о здешних контрабандистах, о перегонщиках праворульных японских автомобилей, я взял с собой в поездку исключительно чёрную одежду, и даже потренировался дома перед зеркалом, освежил в памяти основные приёмы распальцовок, уже основательно забытые; мало ли, вдруг пригодится. Однако не пригодилось; столица Приморья совсем не походила на город грехов. Я не увидел ни одного мальчишки, сидящего «на кортах», не поймал ни одного подозрительного взгляда, не услышал ни одного грубого выкрика.
Не дежурили на углах проститутки, не валялись использованные шприцы.
Более всего походили на злодеев как раз писатели из Москвы: организатор фестиваля Слава Коновалов, стокилограммовый человек со шрамом на щеке, мастер спорта по тяжёлой атлетике, а также и Елизаров, одетый, как и я, в чёрное и не снимавший с головы капюшона.
Выступление Елизарова назначили на последний день фестиваля, и, разумеется, не на острове Русский, не на территории университета – а в центре города, в модном клубе «Водолей».
Прочие писатели тоже отправились на концерт, и я увязался следом.
Мы должны были составить фан-группу Елизарова, поддержать собрата.
Вдруг никто, кроме нас, не придёт слушать срамные баллады московского артиста?
Кому он тут нужен, Елизаров, в девяти тысячах вёрст от Москвы? А вдруг никому? А вдруг провалится дело?
К финалу фестиваля писатели из Москвы уже разобрались, кто кому нужен, а кто не очень нужен, как жить на острове Русский, как грамотно и вовремя запастись пивом и вином, и под каким кустом выкурить сигарету, вне бдящих глаз охранников.
В назначенный час писателей, уже малёхо поддатых и на всё готовых, привезли к дверям «Водолея».
Я увидел и изумился.
Возбуждённая цветная толпа из сотни молодых людей колыхалась у входа.
А за дверью, вниз по лестнице, в подвальном, прохладном, тёмном помещении – дышала азартом, восторгом и алкоголем ещё более тесная толпа.
Нас провела внутрь одна из организаторов концерта, большеглазая девушка Галя, возбуждённая и раскрасневшаяся: она сообщила, что площадка едва вместила всех желающих, продано больше трёхсот билетов, каждый ценой в 700 рублей, для Владивостока – большие деньги.
Находясь под впечатлением от этой информации, я нашёл свободное место в баре и успокоился.
Симпатичные мне молодые люди обоих полов обтекали барную стойку и все стремились к сцене.
Писатели сбились за столом в дальнем углу и принялись праздновать удачно свершившийся фестиваль.
Неустановленное количество местных литераторов присоединилось к мероприятию; гремели звонкие рукопожатия и хлопки по плечам, звенела посуда.
Всё шло как надо.
Были опасения, что некоторые местные писатели из Владивостока, обиженные невниманием федерального центра, презрительно игнорируют заезжих варягов, писателей из Москвы, но обошлось: спустя четверть часа после начала вечера те и другие побратались, а спустя ещё четверть часа побратались повторно.
А тут и концерт стартовал.
Большеглазая девушка Галя протиснулась мимо меня и крикнула, что отдельная группа поклонников певца специально приехала за тысячу километров из города Биробиджана.
Несколько юношей в панковских чёрных фуфайках, все из первого ряда, вздели руки с телефонами, намереваясь отснять видео и выложить его в социальные сети, но Елизаров сразу же, в паузе между первой и второй песнями, попросил прекратить съёмку.
– Ребята, – воззвал Елизаров, – в сети есть тысячи моих видео. Мне приятнее видеть ваши лица, а не ваши телефоны.
Публика вняла, руки опустились; гитара Елизарова снова загремела. Большеглазая Галя пробралась ближе к сцене, раздвигая вспотевшую молодёжь, – у кого серьга в ухе, у кого волосы крашены в малиновый либо зелёный, у кого, наоборот, бритая башка, у кого татуировки, у кого борода заплетена в косы, у кого в двух руках четыре пива, у кого драные штаны; всякие собрались.
Быстро стало понятно, что люди приехали из Биробиджана не зря: Елизаров был в ударе. Энергия била из него ключом.
Один его матерный злодейский хит сменялся другим, столь же матерным и злодейским.
Публика зашлась в пароксизме наслаждения: в ударных моментах подхватывала хором и поднимала над головами зажжённые зажигалки.
Атмосфера уплотнялась от хита к хиту.
Из трёхсот человек примерно полсотни оказались настоящими преданными фанатами Елизарова, они встречали одобрительными возгласами каждый новый аккорд, взятый их кумиром.
Хмельные девчонки подпрыгивали и визжали.
Сомлевшие выбегали покурить на свежий воздух.
В зале было едва несколько человек старше сорока лет.
Пиво было свежее, Елизаров – неутомим.
Прочие писатели, столичные и местные, сбившись за столом в углу, опрокидывая кто вино, кто водку, понимали, что сегодня герой вечера – один, который на сцене, и радовались за него.
Мы, короче говоря, в тот вечер не опозорились, писатели из Москвы. Михаил Елизаров был наш хедлайнер. Выдал за всех нас, отжёг.
Первую половину концерта я просидел у барной стойки, иногда пробираясь ближе к сцене, делая две-три фотографии и отползая назад.
Все кругом были свои, кто из Биробиджана, кто из Магадана, кто из Находки.
Все были счастливы.
В записях, на экране – матерная ругань Елизарова всегда казалась мне чрезмерной, слишком грубой. На концерте та же самая матерная, бранная лексика звучала ударно, валила с ног.
Когда Елизаров пел «а начальник у меня – пидор» – триста человек счастливо и яростно подхватывали:
– Пидор!!!
И воздевали вверх руки.
– Остановите свингер-пати! – пел Елизаров, и триста глоток синхронно ревели:
– Свингер-пати!
Во второй половине концерта люди охмелели, хотя все вели себя сравнительно мирно; Елизаров, наоборот, только распелся.
Я увидел троих молодых людей, лет, может быть, 28-ми – их шатало от эйфории, они держались друг за друга, и покачивались все трое, и выглядели как трёхголовый Змей Горыныч; они знали наизусть все песни Елизарова, они аккомпанировали ему воздетыми кулаками. Они были не пьяны – но восхищены, душевно удовлетворены; их настроение передавалось рядом стоящим.
Всех шатало, все хохотали.
Это была, разумеется, обыкновенная шаманская практика, и Елизаров был большой артист, то есть – шаман; накричаться, проораться всласть матом (а хоть и не матом, неважно), – хорошо, полезно для человека, в клубе или вне клуба, под музыку или без неё.
Елизаров хладнокровно выдавал один лютый боевик за другим, у него оказался громадный репертуар из множества вещей самых разных жанров, от лобовых агиток до пронзительных баллад, более провокационных и менее провокационных, более грубых и менее грубых; разных.
