– Ага, понятно. Ты мне – тоже, – отвечает она.
– Что тут такое? – это пришел Смитти и встал в дверях. – Муктада, что у вас тут такое? А вы, барышня, кто такая?
– Я уже ухожу, – говорит Ниа.
– Вы же к Крэйгу пришли, да?
– Больше не приду.
– Что у вас тут произошло?
– Ничего, – говорит Муктада. – Все замечательно. – Он отступает в сторону и, повернувшись ко мне, как я понимаю, подмигивает, по крайней мере, он так думает.
– Да, никаких проблем, – подтверждаю я. – Просто Муктада вошел и удивился, что у нас гостья.
– Ну и правильно, – говорит Смитти. – В комнаты посетителей водить запрещено. Чтобы больше этого не повторялось, договорились?
– Конечно.
– Ага, потому что ты меня больше не увидишь, – говорит Ниа, уходящая под неодобрительный взгляд Смитти, пожимающего плечами.
– Так-то лучше, – говорит он вслед гулко топающей по коридору Ниа. – И не забудьте отметиться на выходе.
– Что это на ней, Крэйг? Что за девушка носит такое… барахло?
Ниа поворачивается и жестами показывает на коридор, будто она тут хозяйка.
– Потише, тукан, – орет откуда-то Президент Армелио. Ниа разворачивается, а потом уходит, уже не оглядываясь.
– Да, ничего красотка, – говорит Смитти. – Ну что, парни, значит, все путем?
– Да, – киваем мы с Муктадой дружно, как дошколята.
– Чтобы больше такого не было, Крэйг.
– Я понял.
– А иначе тебе придется тут задержаться, – говорит Смитти и выходит.
Муктада выжидает, пока он отойдет подальше, и поворачивается ко мне:
– Извини, Крэйг, но к сексу я отношусь очень серьезно.
– Да ничего, я понимаю. Ты правильно сделал.
– То есть у тебя не будет из-за этого неприятностей?
– Нет, все хорошо. Ты отлично все разрулил, чувак.
Я поднимаю руку и хочу хлопнуть его по плечу, но он думает, что будет рукопожатие, и я перехватываю инициативу и обращаю все в объятия, в запашистые такие крепкие объятия. Очки Муктады шмякаются о меня.
– Я ходил поискать египетскую музыку, но у них тут такой нет, – говорит он. – Твоя идея хорошая, но тут нет. Я отдыхать теперь.
Он ложится на кровать, подтыкает простыни и, приняв позу эмбриона, смотрит сквозь меня.
Поворачиваю голову к двери, а там стоит Ноэль, ее зеленые глаза широко раскрыты.
Я бросаюсь к ней, но она тут же уносится в свою комнату и захлопывает за собой дверь. Подбежав к двери, я стучу и стучу, но ответа нет, я не перестаю барабанить, пока мимо не проходит сердито на меня глядящий Смитти.
Поднимаю голову и вижу, что уже пять часов. Эх, два часа до нашего свидания.
Сорок один
– На этот раз вопросов будет немного, – говорит Ноэль.
Ровно в семь она подошла своей торопливой походкой, а я уже ждал на стуле, который я, пожалуй, могу назвать моим стулом для бесед, ведь скольких людей я на нем принял. Интересно, что еще происходило с этим стулом: наверное, кто-то в него выпускал газы, кто-то лизал, или бился о него головой, или ерзал по нему, неся какую-нибудь белиберду. Мне нравится сидеть на стуле, у которого есть история.
Я уже не надеялся, что Ноэль появится, так что даже не хотел идти, но потом решил, что лучше я приду, чем буду потом сожалеть. С сожалениями покончено – они для неудачников. Когда я выйду отсюда в мир и вдруг начну о чем-то сокрушаться, то сразу себе напомню: что бы я ни сделал, это не изменит того, что я лежал в психиатрической больнице. Больший повод для сожаления и выдумать трудно, а ведь не так уж мне и плохо.
Похоже, Ноэль ждет, что я что-то скажу, но я просто обалдел от ее вида. На ней новая одежда: облегающие синие джинсы с такой угрожающе низкой посадкой, что из них выглядывает белье. Я почти не мигая смотрю на этот выглядывающий кусочек – что там? розовые звездочки? девчонки носят такое? – потом мой взгляд скользит по мягким изгибам живота к обтягивающей футболке, подвернутой с какой-то мистической женской притягательностью, и читаю надпись: «Я НЕНАВИЖУ МАЛЬЧИШЕК». Поверх футболки – обрамленное белыми волосами лицо с выделяющимися на нем порезами.
Да что такое, девушки что, сговорились приходить ко мне в самой сексуальной одежде?
– Э… почему ты надела такую футболку? – спрашиваю я. – Это что, сообщение для меня?
– Нет. Я ненавижу мальчишек, а не тебя конкретно. Почему они все такие заносчивые?
– Ну… – раздумываю я. – Ответить тебе честно?
А подкрепившись, мой мозг еще на кое-что способен, башка варит прямо как раньше. Бублики, курица, суп и сахар пошли на пользу.
– Нет, Крэйг, я жду от тебя жирной, сладкой лжи, – говорит она, вращая глазами, и я представляю, что синхронно с ними вращаются и груди. Ох уж эти девичьи груди!
– А, стой, ты забыла задать вопрос! – сообщаю я с самодовольной ухмылкой. – У тебя одно очко.
– Мы уже не играем, Крэйг. Я собиралась, но сейчас я в бешенстве.
– А, ну ладно, тогда… – Я пытаюсь поддержать разговор: – Так о чем мы там говорили?
– Почему все парни такие заносчивые?
– А, да. Ну это, наверное, потому что в этом мире нам немного… нам проще, чем девушкам. А еще мы склонны думать, что мир устроен под нас и что мы, ну, вроде как венец всего, что было до нас. С самого рождения нам внушают, что немножко гонора не повредит, «иметь яйца» – так это называют, и считается, что это хорошо, отсюда мы такого и набираемся.
– Ну надо же, ты и правда честно ответил, – говорит она, присаживаясь на стул. – Честный засранец.
«Ура! Она остается!» – ликую я, а она продолжает:
– Что это была за девица?
– Одна знакомая.
– Ничего, симпатичная. – Поразительно, как девушки отвешивают комплимент другой так, что он звучит как самое испепеляющее оскорбление. – Она твоя девушка?
– Нет. У меня нет девушки. И не было.
– Значит, ты просто с ней чуть не перепихнулся в комнате?
– А ты, значит, видела.
– Да, я видела все, начиная от вашей встречи тут и заканчивая тем, что было в комнате.
– Ты что, следила за мной?
– А что, нельзя?
– Да нет…
– А, тебе не понравилось?
Она наклоняется вперед и, взбив прическу попышнее, тянет кукольным голоском Малютки Бо-Пип:
– Большому мужественному Крэйгу не понравилось, что маленькая бедная девочка преследует его в психушке?
– Это не психушка, а психиатрический госпиталь, – назидательно говорю я, а сам думаю: «Мне очень-очень нравится, что ты везде за мной ходишь, – это прямо круто».
