Он кладет поднос на тележку и встает в очередь за таблетками. Я сворачиваю листочек и кладу в карман, в котором обычно ношу телефон.
Двадцать восемь
– Крэйг, дружище! Тебя к телефону!
Я сижу с Хамблом возле курилки, у них тут перекур в десять вечера, и вспоминаю, где же я был вчера в десять вечера: вроде бы только залез спать в мамину кровать. Хамбл не курит, говорит, что это противно, но все остальные дымят в свое удовольствие, включая паренька, который боится смены гравитации, и крупную девушку, Бекку, хотя думаю, им еще нет восемнадцати. Все они: Армелио, Эбони, Бобби, Джонни, Джимми, – какими бы психами ни выглядели, без проблем притопали в верхний левый коридор шестого северного и спокойно сидят себе на кушетках, ждут выдачи сигарет: каждый получит свою марку, только это не госпиталь им предоставляет, как я узнал, а они с этими сигаретами уже поступили, и медсестра хранит их пачки в специальном лотке, а потом выдает понемногу. Взяв из своей пачки сигарету, пациенты один за другим бредут мимо медсестры Моники, которая подставляет каждому зажигалку, а потом проходят в красную дверь. Как только дверь закрывается, все разом начинают говорить, как будто долго копили все несказанное, а теперь, когда курят, выдают слова вместе с дымом.
– Ну что, Крэйг, как тебе первый день? – спрашивает меня Моника, уже пять минут как закрыв дверь. – Я смотрю, ты не куришь.
– Не курю.
– Ну и хорошо – ужасная привычка. Многие в твоем возрасте уже курят.
– Да, большинство моих друзей. А мне, ну, знаете… никогда не нравилось.
– Похоже, ты потихоньку привыкаешь к жизни в отделении, к нашим порядкам.
– Ага.
– Это очень хорошо. Завтра поговорим о том, как ты адаптируешься, как чувствуешь себя.
– Ладно.
Хамбл тут как тут:
– Ты не смотри, что он такой тихий, в тихом омуте, знаешь…
– Правда, что ли? – удивляется Моника.
А я ищу глазами блондинку Ноэль (кстати, надо не забыть, что у нас встреча), но ее нигде нет, как и Соломона. Рядом с Хамблом сидит, как он ее назвал, Профессорша и смотрит на нас своими выпученными глазами. Вдруг ни с того ни с сего Хамбл начинает рассказывать нам с Моникой про свою давнюю подружку, у которой были, как он выразился, «соски – ну чисто поросячьи хвостики, вроде картофельных зажарок, я не шучу». Моника заходится смехом, а Профессорша говорит, что Хамбл просто отвратителен. Моника говорит, что посмеяться иногда не грех, и спрашивает, не расскажет ли она тоже что-нибудь.
– Да-да, мы же знаем, что в молодости вы знатно покуролесили, мадам Профессор, – присоединяется к просьбе Хамбл.
Профессорша впадает в мечтательную задумчивость, да так, что я опасаюсь, не хватит ли ее припадок. А потом приятным голосом с носовым прононсом начинает свой рассказ:
– Много было у меня парней, но мужчина мечты – только один.
Я начинаю вспоминать, где я мог это слышать, но тут вмешивается Армелио:
– Эй, дружище, тебя к телефону!
– Хорошо, иду. – Я встаю.
– Ты прямо везунчик – в десять телефон уже вырубают.
Вырубают? Я представил себе огромный рубильник, который опускает вниз какой-то мужик.
– А если кто-то позвонит, что тогда? Телефон же выключен.
– Ну, значит, он будет звонить и звонить, – отвечает Хамбл. – К тому же все и так понимают, что они тут не на курорте.
Я прохожу в коридор, трубка платного телефона висит и слегка покачивается, я беру ее и прислоняю к уху:
– Алло?
– Привет, это психушка? – Это Аарон. Надо же, Аарон позвонил.
– Откуда у тебя этот номер? – спрашиваю я. По коридору прохаживается бородач, который раскачивался в столовой, когда я зашел туда впервые, и пялится прямо на меня.
– А ты думаешь, откуда? Моя девушка дала. Ну как там все, чувак? – спрашивает Аарон.
– Как ты узнал, где я?
– Пробил информацию, чувак! Ты думаешь, я идиот, что ли? Я же вроде поступил в ту же школу, что и ты! Проверил этот номер, и мне выдало: госпиталь «Аргенон», взрослое психиатрическое отделение! Как ты во взрослое-то попал, чувак? Ты что там, пиво разносишь?
– Прекращай, Аарон.
– Нет, серьезно. Как насчет девчонок? Горячие цыпочки там есть или как?
Слышно, как кто-то ржет на заднем плане, перекрывая рэп-музыку.
– Дай-ка мне! – мычит где-то вдалеке Ронни. – Ну дай поговори-и-ить! – И тут его голос звучит четко: – Чувак, викодин можешь достать?
Слышится вой, хохот, улюлюканье, и голос Ниа издалека: «Ребята, отстаньте от него».
– Дай-ка сюда… Эй, Крэйг, – это снова Аарон. – Ну ладно, чувак, прости… Ты это… как ты?
– Да я… нормально в общем. – Я начинаю потеть.
– Что случилось-то?
– Да как-то хреново мне стало вчера, и я в больницу пошел, провериться.
– Что значит «как-то хреново»?
Человечек в животе уже на месте, дергает за веревку со всей дури. Мне хочется блевануть прямо в телефон.
– У меня депрессия, Аарон, ясно?
– Ага, это я понял. А почему?
– Да нет, у меня в принципе депрессия, не из-за чего-то. Клиническая депрессия, вроде так.
– Ну круто! Повезло тебе!
– О чем ты?
– Да шучу, шучу. Ты из моих знакомых самый псих. Помнишь, тогда на мосту? Я знаю, из-за чего это у тебя: надо было почаще расслабляться, когда мы зависали. А ты все: школа, школа, учеба, учеба. Расслабился бы и кайфанул, ни о чем не думая, – пропади оно все пропадом. Понимаешь? Сегодня, кстати, у меня вечерина, а ты где будешь?
– Кто сейчас с тобой в комнате, Аарон?
– Ну, Ниа, Ронни, э… Далила тоже с нами.
Я даже не в курсе, кто такая Далила.
– То есть все они знают, где я?
– Да даже круто, чувак! Мы хотим прийти!
– Поверить не могу.
– Во что?
– Поверить не могу, что ты так меня подставил.
– Нечего нюни распускать. Да если бы я в сумасшедший дом угодил, неужто ты бы мне не позвонил и не поприкалывался немного? Чего такого-то, друзья всегда так делают, чувак!
– Это не сумасшедший дом.
– А что?
– Психиатрический госпиталь. Тут пациентов держат недолго, а не как в сумасшедшем доме.
– Похоже, ты там уже давненько, раз уже во всем разбираешься. Сколько ты там пробудешь?
– Пока не установится исходный уровень.
– Это что такое? Так, я что-то уже подзабыл: что у тебя там, ты говорил?
