Мася первый раз за долгое время почувствовала, что ее задняя часть больше не валяется на земле, и с опаской оглядела впечатляющее устройство. Первые шаги давались озадаченной собаке нелегко, но вскоре она резвилась по полям и дорогам не хуже остальных, ловко вписывалась в крутые повороты и пробивалась напролом через любые кусты. Отметив ее бойкий нрав, один волонтер забрал ее домой и отправил на курсы канистерапии.
Так сложилась Масина карьера, которая и привела ее в наши стройные ряды. Конечно же, и дети, и мамочки в Масе души не чаяли. Поначалу я чувствовала себя свергнутой с престола и дико обижалась, но впоследствии Мася специализировалась, разумеется, на детях-колясочниках, и у меня немного отлегло от души.
Так вот настал тот самый день, в который я чуть не распрощалась со своей единственной собачьей жизнью. Лето было в самом разгаре, и на дворе стоял просто невообразимый солнцепек. Даже птицы были не в силах щебетать и уныло сидели под густыми кронами деревьев. Сеструха с самого утра ушла в подвал и так до сих пор и не вернулась. Мама с папой уехали в центр и захватили с собой Сашку, чему я была бесконечно рада, так как бегать от нее в такую погодку мне представлялось совершенно невозможным. Даже каменные стены дома были теплыми, и мне казалось, что я сижу, как лобстер в кастрюле. Воздух жег мое горло, и я устала от частого дыхания с вывешенным набекрень языком.
Я плашмя легла на пол в коридоре, самом бессолнечном месте в доме, и уставилась на поплывший паркет в гостиной. Вообще-то я любила лето за долгие светлые дни, хорошее настроение хозяев, сосиски с гриля и долгие прогулки, но в некоторые дни у меня возникало подозрение, что где-то недалеко стояла печка размером с гору, в открытое пламя которой враг человечества и зверья, злобно хихикая, подбрасывал все больше угля. Я издала долгий жалобный стон.
И тут в дом ворвался запыхавшийся и раскрасневшийся Никуся. Я собиралась вздрогнуть и залаять, но даже на это меня не хватило.
— Ну и баня у нас тут! — в сердцах прокричал Никуся и швырнул свой рюкзак в угол.
Я с завистью посмотрела на его голые ноги. Обычно я испытывала неиссякаемую радость при мысли о том, что мне не надо одеваться и раздеваться. Никогда. Мне было жаль людей с их тысячами одежек, и я не понимала, почему этих премудрых существ в этом плане так плохо продумали. Наша же шерсть была практична и прекрасна одновременно, что ни говори. Но сейчас… Сейчас мне даже припомнились голые собаки, эти несчастные посмешища всех остальных пород, и я с завистливым стоном уронила приподнятую голову обратно на пол. Тяжка, тяжка была моя жизнь. И муть окутала мою горячую голову.
Вдруг мне на морду вылилась холодная вода, и я вскочила как ошпаренная. Надо мной стоял Никуся и допивал не вылитое на меня содержимое стакана.
— Что это с тобой? — поинтересовался он. — Неужто помирать собралась?
Может, и собралась, хотелось ответить ему. Я насупилась. Такими вещами, между прочим, не шутят.
— А другая где? — спросил Никуся.
Другая валялась в подвале и при попытке вытащить ее на белый свет так страшно зарычала, что было понятно: лучше ее не трогать, дабы не остаться с откусанными пальцами и не подвергать себя риску серьезной потери крови.
— Ну ладно, — пожал плечами Никуся. — Значит, пойдем с тобой одни гулять.
Гулять? Гулять?! Мне очень хотелось думать, что я ослышалась, но Никуся уже тянулся за поводком.
— Да, там лучше, чем здесь! — с удивлением заметил Никуся мои терзания. — Там воздух хотя бы свежий и ветерок!
Мы, собаки, — существа доверчивые, и так я, дурочка, вместо того чтобы со всех ног бежать спасаться к сеструхе в подвал, с сердцем, полным надежды, ступила под открытое солнце.
Наверное, вам запомнился тот немаловажный факт, что мы с сеструхой были черными собаками. Прямо чернющими. И, как всем известно, черным существам на безжалостном солнцепеке приходится несладко. Пока я семенила рядом с Никусей в направлении леса, было ощущение, что меня забросили на сковородку. В придачу я еще была практически полностью ослеплена неимоверно ярким светом.
Я попыталась потянуть чрезмерно бодрого Никусю в обратную сторону. Сдавалось мне, что никакого свежего воздуха в тот день и в помине нигде нет, не говоря уже о ветерке. Просто смешно!
— Ты что это? — недоумевал Никуся. — Сейчас в лес зайдем, там прохладно будет!
Я ему более не верила. Но задыхаться в попытках высвобождения из ошейника мне тоже не хотелось. Так что я высунула язык еще больше и продолжила свой мученический путь. Никусин пионерский настрой мне очень не нравился. Неужели он не страдал от этой жары?!
В лесу прохладно, само собой разумеется, не было. Но было немного более сносно и хотя бы не настолько ослепительно ярко. Тень размашистых крон бросала симпатичные узоры на нашу дорожку, а невидимые птички беззаботно чирикали. Мило. Я решила простить Никусе этот вынужденный поход при условии, что мы тихонько пошляемся туда-сюда и потом быстро отправимся домой в подвал.
Но мы все шли и шли. Никуся насвистывал песни, мечтательно смотрел по сторонам и не удостаивал меня ни одним взглядом. Наверняка потому, что его мучили угрызения совести, угрюмо размышляла я, еле поспевая за своим шустрым хозяином. Иногда нам встречались велосипедисты в дурацких обтягивающих полуштанниках и пестрых касках, проносящиеся мимо нас со свистом, и семейки, выгуливающие детвору и таких страдальцев, как я. Разжаренные и распаренные, мы даже не лаяли друг на друга, а только товарищески переглядывались. Никто из нас не носился меж деревьев и не играл, как обычно. Погода взяла свое, и я стала ностальгировать по зиме, когда гулять было тоже не столь приятно, но хотя бы не так мучительно. Если вам предложат печку и холодильник, куда вы с большей охотой полезете? Вот видите…
— Классно, да? — проник Никусин голос сквозь шум пульсирующей крови в моих ушах. — Просто великолепная погода!
Мне никак не хотелось это комментировать.
— Когда на дворе лето, надо пользоваться каждой минутой! — философски сказал Никуся и важно кивнул. — Так что радуйся, сегодня мне не надо ехать на занятия по пианино, и мы пойдем с тобой по большому кругу. Жалко, что сестра твоя заканючила, но тут уж она сама виновата.
Сестра моя не могла найти более подходящего момента для канючества, подумала я с нагнетающим отчаянием. В то время, как она блаженствовала на влажном ледяном полу, мне предстояло пройти через все существующие круги ада. Вы спросите, откуда мне было известно про климат в аду и вообще про его наличие? Позвольте мне не распространяться на данный вопрос. Пусть хотя бы некоторые уголки нашей собачьей души останутся для вас загадочными.
Мы шли и шли, шли и шли… Я знала, что такое большой круг. И в более терпимое время года это была изнуряющая прогулочка, первую часть которой мы бежали еще довольно бодро, но вторую уже думали только о том, как бы вернуться домой и завалиться на наши любимые подушки, чтобы не вставать до самой вечерней кормежки. Иными словами, путь был длинный и тяжкий.
