— А кто тебе сказал, что Сашка будет… — изумленно начал Никуся, но папа сухо перебил его.
— Ты, Никуся. Ребенок — это ты. И можешь даже не начинать обижаться.
— Лебенок, лебенок! — задразнила Сашка и высунула язык.
Никуся все же предпочел немного обидеться.
— Собак я, кстати, тренировал, если что, — выпятил он нижнюю губу и нахмурился.
— Да-да, — покачал головой папа. — Только ты хотя бы деньги не бери, а то на нас еще в суд подадут. Что деньги содрали, а толку никакого.
— А зачем я это делаю-то? — спросил Никуся дрожащим голосом, предвещающим горькие слезы. — Я это делаю ради того, чтобы те самые деньги заработать, чтобы нам не пришлось отсюда уезжать.
И он таки заплакал, облокотившись о стенку и случайно содрав оттуда одну фотографию.
— Ну ладно, не плачь, — раскаялся папа и потрепал сына за плечи. — Давай посмотрим, объявится ли вообще кто-нибудь, а потом уже будем смотреть дальше. Ковер пока можешь оставить.
Последняя фраза несколько успокоила Никусю, но мне все еще было как-то не по себе. Сдавалось мне, что на наши с сеструхой хрупкие плечи ложилась какая-то очень большая ответственность. Если от нашей работы зависело, будут у нашей семьи крупные неприятности или нет, то никакой работы я не хотела. Увольте! Но мы, как и все животные, живущие с людьми, не принадлежим самим себе и не имеем ни возможности, ни права выразить свое мнение.
«Может, еще действительно никто не придет», — успокаивала я себя и сеструху как могла. Но зря. Кто-то пришел уже на следующий день.
Промозглый позднеосенний ветер подхватил остатки сухих листьев с крыльца и взмыл их к серому небу. Колокол уныло отбил четыре раза и снова облегченно застыл. И вдруг я поняла, что кто-то стоит перед самой дверью. Меня так ошарашило то, что я заранее не услышала и не почувствовала вражеское приближение, что подавилась своим собственным вырвавшимся лаем. Сеструха поджала уши и слабонервно затявкала, но примчавшийся из гостиной Никуся так злостно показал ей кулак, что и она притихла.
По нашим лапам потянул ледяной воздух с дождевыми брызгами, и я увидела на пороге две фигуры. Одну большую, другую маленькую. Не такую маленькую, как Сашка, но более маленькую, чем Никуся. Я сразу поняла, что это мама с сыном. Человеческие родственники (впрочем, как и звериные) похоже пахнут, для вашего сведения.
— Здравствуйте! — вычурно провозгласил Никуся и поклонился, чем явно озадачил несчастную женщину на пороге. — Вы, верно, записывались на сеанс канистерапии. Пожалуйста, проходите, терапевты уже готовы!
— З-здравствуй, мальчик, — не спешила проходить женщина, в то время как ее сын вообще не смотрел на Никусю. — А с кем же я переписывалась?
— Заходите скорее, а то сейчас весь коридор зальет! — продолжал бодриться Никуся, игнорируя вопрос.
Тут за спинами гостей взвыл очередной порыв ветра и как бы затолкнул их вовнутрь. Входная дверь с размаху захлопнулась и оставила наступающую зиму за порогом. Я навострила уши. Внезапно коридор заполнило нечто громадное и давящее, еле вмещающееся в узкие стены этого дома, нечто, что невозможно было объяснить одним присутствием трех людей и двух собак. У меня слегка закружилась голова. Это нечто было огромным и живым, пульсирующим, ставящим что-то существенное вверх дном. Я посмотрела на сеструху. Сеструха пучила глаза и таращилась на незнакомого мальчика. Я последовала ее взгляду и поняла.
У мальчика были рыжие волосы и яркие веснушки на щеках, хотя до весны было еще далеко. Он грыз уже изрядно изувеченный указательный палец своей белой руки и смотрел светло-голубыми, почти прозрачными глазами на машинку, валявшуюся у его ног. Вокруг мальчика воздух был густым и наполненным чем-то недосягаемым. В этом облаке роилось, складывалось и раскладывалось, взрывалось и переливалось невероятное множество сияющих знаков и комбинаций. Когда получался красивый узор, мальчик улыбался отрешенной улыбкой; когда все разваливалось в хаос, морщился и кривился, как от боли. Его мир был настолько велик, что он вытеснял все остальное, и я не могла разобрать слов, которыми обменивались мама мальчика с Никусей. Голоса их доносились издалека и ни меня, ни рыжего мальчика не интересовали.
Вдруг сквозь облако комбинаций начало протискиваться что-то инородное и, добравшись до плеча задумчивого мальчика, ухватилось за него. Облако пошатнулось и обиженно посторонилось. Мальчик медленно перевел взгляд на свою маму. Пространство снова наполнилось голосами.
— Тёма, давай ты снимешь куртку? — сказала она крайне несчастным тоном и, не дожидаясь реакции, стала стаскивать с него зеленое пальто.
Мальчик издал недовольный звук, но особо не сопротивлялся.
— Знаешь, мальчик, — обратилась грузная женщина к Никусе, — я не хочу тебе выговоры делать, но все-таки стоило написать о том, что… что это любительское дело, что ли. Ведомое ре… несовершеннолетним. А то как-то некрасиво получиться может.
Никуся налился краской и взял куртки гостей.
— Папа тоже об этом сказал, но я думал… — Никуся совсем побагровел и замолк.
— Могу себе представить, что ты думал, — спокойно сказала женщина.
Облако снова стало заполнять собой пространство, и я отошла подальше от мальчика, чтобы послушать разговор.
— Я и не сержусь, — почти прошептала женщина, и на глазах ее выступили слезы. — Мы с Темой уже испробовали все, что было возможно. Не все, что есть, понятно дело, а что для нас доступно. В столицу ездили пару раз на канистерапию. И Тёмочке так понравилось… — Женщина всхлипнула. — Но у нас денег нет, чтобы часто туда наведываться. Поэтому я просто безумно обрадовалась… Глазам своим не поверила, когда увидела объявление в нашем городе.
— Простите, пожалуйста, — пропищал Никуся из-за курток, и мне показалось, что и он сейчас расплачется.
— Ну что теперь говорить, — неожиданно улыбнулась женщина и энергично потерла мокрые щеки. — Все лучше, чем ничего, правда ведь? Так-то я не буду никаким собачникам навязываться, чтобы моему сыну дали с животным пообщаться. Да к нам тут и относятся-то как к… — Она отмахнулась и отыскала меня взглядом.
— Вот это наш сегодняшний терапевт?
— Да! — отозвался Никуся из-за вешалки. — И есть еще одна такая же. Они сестры.
Я оглянулась. Сеструхи и след пропал. Я даже не заметила, как эта ловкая дрянь успела смыться и оставить меня одну. Женщина принялась снимать мечтающему сыну ботинки, и тот издал звуки недовольства.
— Ничего, ничего, Тёмочка, — сразу примирительно защебетала женщина. — Сейчас мы тут поиграем с собачками. Посмотри, какие хорошие!
Но мальчик на меня не смотрел. Вместо этого он начал рассматривать перекладины на лестнице.
— Не разговаривает он, — вздохнула женщина и потянула мальчика за руку в гостиную, распознав в ней терапевтический кабинет. — Почти совсем. Если «да» или «нет» добьюсь, уже хорошо.
