Когда сеструха хотела получить совсем убийственную дозу восхищения, прогибала передние лапы и выгибалась вверх, словно просто слегка потягиваясь. Под бурные аплодисменты она умудрялась еще и повиливать хвостом.
Каждый раз при этом зрелище я недоумевала: почему этот дар передался только ей и почему я была так жестоко обделена судьбой, если уж меня угораздило родиться с этой звездой в одном помете. Вероятно, и это принадлежит к числу тех загадок, которые навсегда останутся для меня неразрешенными.
Вот и сейчас сеструха запросто просочилась под кровать и начала драть когтями ковер от удовольствия, что легко можно было определить по звуку, обычно приводящему людей в ужас. А я, как идиотка, стояла рядом и завидовала. У меня промелькнула мысль все же и самой попробовать протиснуться в заветное местечко, но, вспомнив несчастный исход того раза, когда я попыталась повторить сеструхин маневр, я быстро забросила эту идею.
Тогда кровать выглядела не такой уж и низкой, а сеструха урчала от блаженства ощущения первобытного пещерного уюта на весь дом, и я не стерпела и бросилась вниз. Я пролезла, как и стоило в общем-то ожидать, только до костей, что торчат в задней части спины, и совершенно безнадежно застряла. Как медведь из довольно популярной людской детской сказки. Только тот медведь, по-моему, сильно наелся, а я просто оказалась закостенелой деревяшкой, не владеющей своими задними конечностями.
Сеструха прервала свой одинокий праздник чувств и удивленно уставилась на мою приплюснутую голову. Я заметалась в назревающей панике. Что-то защемило у меня в спине, и я уже вообще не могла двинуться ни туда ни сюда. Дело было худо. Я выпучила глаза и начала отчаянно дышать, вывалив язык. И тут сеструха, эта дрянь, вместо того чтобы мне помочь, вдруг решила защищать свою территорию. Она дико оскалилась, и мне показалось, что даже умудрилась поднять шерсть на загривке. Я еще успела как-то выразить свое негодование по поводу ее дурного и неуместного поведения, но сеструха взвизгнула, лязгнула зубами, вымелась из-под кровати и с топотом умчалась восвояси. А я в полном недоумении осталась торчать.
Вы смеетесь, но это было ужасно. Так как произошел этот инцидент в послеобеденное время, а наши тогдашние люди (тьфу! Снова, снова эти проклятые воспоминания!) появлялись дома не раньше вечера, торчала я долго. Так долго, что у меня не только все закостенело, а уже просто-напросто начало отмирать. Ну ладно, скажем, у меня занемели спина и лапы. Но и это было кошмарно! Сквозь свои мучения я издали слышала посапывание сеструхи, и мне хотелось люто ее ненавидеть. И какое-то время я действительно питала к ней страшные чувства и строила планы возмездия, но чем дольше я торчала под кроватью, тем больше я смирялась и винила только саму себя.
Я знала свою дурную сеструху, как и то, что у нее бывают мгновенные помутнения сознания. Наверное, сестра и правда на мгновение поверила в то, что она сидит в какой-нибудь пещере в доисторическом лесу, и тут к ней заваливается саблезубый тигр (таких я видела в толстых книгах, в хаотичном порядке изучаемых детками по вечерам). Единственное, что я не понимала, было то, почему помутнение это было столь длительным. Могла же она в конце концов оправиться и задаться вопросом о том, куда это пропала ее сестра? Но бог с ней… В конце концов я дождалась и дожила-таки до своего хеппи-энда: пришли сильные, могучие люди и легким жестом руки подняли кровать. Я была спасена и с тех пор больше не пыталась повторять сеструхины спортсменские выкрутасы.
Так что теперь я решила отправиться испробовать диван. Конечно, я догадывалась, что никаким людям не нравится, когда собаки валяются на всяческой мягкой мебели (хотя почему, я так и не поняла), но я подумала, что успею вовремя с него спрыгнуть, добежать до своей подушки под лестницей и сделать невинный вид. Диван оказался прекрасным — мягким и теплым. Я легла в уголок, сладко потянулась и моментально заснула. Через какое-то время сквозь сон я почувствовала, как ко мне подстроилась сеструха, и услышала ее свистящий храп словно через пелену. Жизнь была прекрасна.
Мне снился приют. Ротвейлеры научились-таки летать по-настоящему и навертывали круги по своему вольеру, небо горело красным пламенем, а на маленьком бугорке доктор стоял в оцепенении и, подняв руки, смотрел ввысь. В одной руке у него был шприц, а в другой щипцы для обрезки когтей. Мне показалось, что доктор кричал заклинания, но он мог и жаловаться на свою непростую судьбу. Болонка заходилась в истошном гавканье. И вдруг меня что-то заколотило в живот. Пришлось просыпаться.
Еле открыв глаза, я увидела дергающую всеми четырьмя лапами сеструху. Ими она меня и дубасила, не отдавая себе в том отчета. Я двояко относилась к таким активным снам. С одной стороны, было очень здорово носиться с невиданной скоростью по лесам и полям, в безбашенной охоте за каким-нибудь зайцем, но, с другой стороны, всегда было ужасно стыдно просыпаться и понимать, что все на тебя таращатся и над тобой смеются. Как-то раз мне даже довелось подсмотреть из-за содрогающихся хохотом спин людей на маленьком экранчике, как несчастная псинка так отчаянно за кем-то гналась во сне, что спросонья не смогла совладать с собой и смачно вмазалась в стенку. Люди веселились так, что чуть не упали с дивана, мне же было безумно жаль это несчастное существо.
Я решила разбудить сеструху и предложить ей на всякий случай переместиться на наше законное место, дабы избежать лишних неприятностей. Она была недовольна тем, что я помешала догнать ей свою жертву, но согласилась с моим разумным доводом. И мой инстинкт меня не подвел. Как только мы улеглись под лестницу, действительно послышался звук паркующейся перед домом машины. Еще до того, как она сунула в замок ключ и зашла, я поняла, что это не кто иной, как сама мама, и безумно обрадовалась. Даже очень захотелось полаять, но пока стоило себя сдерживать. (Ох, знали бы вы, какой больной темой обернулось это наше лаянье в дальнейшем… но не будем забегать вперед.)
Мама пребывала в хорошем состоянии духа, но явно спешила, так как довольно быстро отбилась от нашего бурного, повизгивающего приветствия и прошла в большую комнату.
— Эх вы, нахалки, — послышалось оттуда. Сначала я подумала, что она говорит по телефону, но я ошибалась. — Сразу на диван. Ну конечно. — Мама высунулась из двери и укоризненно покачала головой.
Я не сразу поняла, как она вычислила наше мелкое шкодство, и напряглась. Сеструха, как всегда, самозабвенно смотрела в другую сторону, как будто она и сейчас, и вообще всегда была ни при чем.
— Шерсть-то ваша осталась, черная же, — разгадала мама загадку и вытащила пылесос из чулана.
Следующие дни и, может, даже недели, диван был закидан всякой всячиной, предотвращающей новое нашествие с нашей стороны. Каждый раз, когда кто-то из людей хотел на него сесть, приходилось расчищать место, сбрасывать книги, игрушки, папки и даже подставку для нот на пол, а потом все снова собирать. Мы же умудрялись распихивать все это барахло, спокойно укладываться на вожделенное местечко и снова и снова забрасывать его шерстью. Понятное дело, это скоро всем надоело, и нам неофициально разрешилось то, бороться с чем было бессмысленно. Справедливость восторжествовала.
