Она совала мне в руки медаль, а я уворачивалась. Тогда она быстро надела мне её на шею и вытолкала в коридор.
Я кубарем скатилась с гостиничной лестницы в холл к портье. Когда я спросила его на приличном английском, где живёт Павел Суворин, он вытаращил на меня глаза.
– Ты знаешь, сколько сейчас времени, девочка?
– Мне очень нужно…
Я понемногу остывала, но надо было всё довести до конца. В этом номере тоже не спали, я слышала мужские голоса. На моё счастье, вышел Павел Васильевич.
– Аня?
Я решительно протянула ему медаль.
– Возьмите. Она Светкина!
Он даже попятился слегка, подумал и, серьёзно посмотрев мне в глаза, сказал:
– Вот оно как… Значит, все судьи ошиблись… Ты не имела права на высокие оценки? Ты получила их незаслуженно?
Здравствуйте! Разве я про это? И, неожиданно для самой себя, я выпалила:
– Павел Васильевич, возьмите меня в Череповец! Я хочу тренироваться у вас!
Он смотрел на меня и молчал. Я тоже молчала, ждала.
– Нет, Аня, я тебя не возьму. Ирина Николаевна…
– Я не хочу больше у неё тренироваться! Я ей не верю больше, понимаете?! – Я почти закричала, и Павел Васильевич приложил палец к губам. Я сбавила обороты. – Я теперь все свои прошлые победы нечестными буду считать… Может быть, она и там…
Павел Васильевич сердито оборвал меня:
– Я не понимаю, о чём ты говоришь… А медалями, девочка, не бросаются. Отправляйся спать!
Он ушёл, а я осталась одна в пустом коридоре. Медаль качалась на ленточке на моей ладони. Постояла я, постояла и, как последняя дура, побрела в свой номер.
И, едва прикоснулась головой к подушке, заснула мертвецким сном.
Павел Васильевич со Светланой в Санкт-Петербург улетели ранним утром, а мы с Ириной улетали днём. Ни в аэропорту, ни в самолёте мы с ней не разговаривали. Она так сосредоточенно думала о чём-то, что иногда её лицо словно судорога сводила. Мне казалось, что она еле сдерживает слёзы. Это Ирина-то! Ничего себе… И хотя я всё ещё кипела от злости, мне почему-то было её жалко.
Мама знала, каким мы рейсом прилетаем, и время было нерабочее, но в аэропорту её не было. Это не раз случалось, когда она… У меня знакомо засосало под ложечкой. Я подхватила свою сумку и, очень вежливо попрощавшись с Ириной, поехала в город на автобусе.
В нашей комнате было так шумно, что никто не заметил, как я открыла дверь и встала на пороге. На столе стояло несколько бутылок водки. Все рожи знакомые. Мама первая заметила меня, вскочила со стула, протянула ко мне руки.
– Анюточка, доченька, победительница моя! А мы тут немножко… За твою победу…
Меня вдруг сильно затошнило, голова закружилась, и я чуть не упала. Я медленно подошла к столу, взяла с него две непочатые бутылки, вышла с ними в коридор и, распахнув дверь, швырнула их на лестницу. Зазвенели стёкла, и острый запах водки начал медленно расползаться по ступеням. Мамины гости молча смотрели на меня.
– Убирайтесь отсюда, быстро! – прошипела я. – Проваливайте, или я вызову полицию! Ну!
Я выскочила в коридор к настенному телефону и схватила трубку. Я держала её на весу и смотрела через дверь на эти поганые, мерзкие рожи. Господи, как я их ненавижу! Они были ещё не совсем пьяны и пошли мимо, понося и браня меня последними словами. Я не слушала их, я стояла и ждала, когда можно будет запереть за ними дверь. Мама тихо плакала.
– Ну что ты, доченька… Мы совсем чуть-чуть…
Она хотела меня обнять, но я в первый раз в жизни сильно оттолкнула её. Так сильно, что мама почти упала на кровать.
– Анюта… Успокойся, Анюточка…
– Ты ведь обещала! – теперь заплакала и я. – Обещала! Обещала!
Что со мной было дальше, я не помню. Как в тот раз, когда в нашем доме была драка, у меня мелко стучали зубы, мне было страшно холодно, я каталась по кровати, а потом почему-то оказалась на полу и кричала всё время только одно слово:
– Обещала! Обещала! Обещала!
Потом я с распухшим лицом лежала на кровати, и мама прикладывала к моему лбу мокрое полотенце. От неё сильно пахло перегаром, и я всё отворачивалась от неё и отворачивалась.
Ночью приехала Бабаня. Как я ей обрадовалась – боже мой! Мама крепко спала и не слышала ничего, а я повисла на Бабаниной шее и не хотела её отпускать.
Пока она раскладывала на столе деревенские гостинцы и, покачивая головой, разглядывала моё распухшее лицо, я всё-всё ей рассказала.
– Ну, ты растёшь, подруга… – поцеловала она меня. – А я-то думаю: кто же на нашей лестнице такую драгоценную влагу разлил?
Бабаня поворошила рукой мои волосы.
– И чё делать-то, ума не приложу… Оставлять тебя одну – нельзя, пропадёшь ты здесь с матушкой своей… И я в городе остаться надолго не могу. Соседка обещала поухаживать за Яковом, пока я выпишусь и паспорт оформлю, но душа всё равно не на месте… Кабы не гимнастика твоя, поехали бы в деревню все вместе, как хорошо… Мать от её дружков оторвали бы, и без работы бы она не осталась. Я приехала – своей деревни не узнала. Там теперь такие теплицы понастроили, такие птичники – на полкилометра длиной. Это, кажется, холдинг называется. Везде рабочие руки требуются. И школу отремонтировали, и клуб у нас теперь не клуб, а Дворец культуры называется. И в нём кружков разных, нашла бы и ты себе применение. Но как же тебе уезжать, когда ты у нас такая чемпионка?..
Бабаня пробыла три дня, и я три дня ходила за ней как тень: и выписываться в полицию, и в домоуправление, и в магазины, и маму встречать после работы… Я не ходила в школу и на тренировки. Ирина не звонила, школа не беспокоилась – всем было наплевать на меня. А я ходила следом за Бабаней и всё думала, думала, думала… Никогда в жизни я так свои мозги не утруждала. Мне казалось, что моя голова сейчас лопнет от напряжения. На третий день вечером я попросила Бабаню позвонить на квартиру к отцу и позвать к телефону Колю.
– Это я… Ты можешь сейчас выйти? Очень надо…
На улице лупил сильный дождь. Мы спрятались в какой-то парадной между нашими домами.
– Я ухожу из спорта… – выпалила я.
– С ума сошла! – Он глядел на меня своими деформированными глазами через очки и не верил. – Опять с Ириной поругалась?
– Поругалась, – кивнула я. И рассказала ему обо всём случившемся на чемпионате. – Но дело не в этом.
Если начала говорить, надо было рассказывать всё.
– Мне надо спасать мать.
Он сразу понял.
– А что ты решила делать?
– Мы с мамой поедем в деревню к Бабане. Мы там не пропадём, вот увидишь…
Колька участливо взглянул на меня.
– А гимнастика?.. Жалко…
