За что она его? Ведь итальянец вступился за нее же, защитил от издевательства!
Сейчас ей и самой было совершенно непонятно, как она могла весь вечер терпеть выходки Кайданникова, не только шутовские, но и просто злые. Где была ее львиная гордость да и просто здравый смысл?
В этот момент Маргарита с негодованием оборвала бы каждого, кто осмелился бы намекнуть, что в любви здравого смысла не бывает.
«Какая любовь, о чем вы? — вскричала бы она и добавила, вопреки тем урокам, которые сама преподносила Косте: — Да вы что!»
А если б ей намекнули, что, дескать, любовь зла, она бы возмутилась:
— Полюбить козла? Ну нет, козел не пара Львице! Вы правы только в одном: этот тип действительно коз-зел!
Идиллия длилась около получаса. А потом в дверь постучали.
— Не открывай, — еле слышно выдохнул Лучано. — Это Джузеппе. Хочет справиться о моем состоянии.
— Если не открою, он решит, что ты умер, — возразила Маргарита и подала голос. — Войдите!
Это оказался вовсе не Джузеппе. Но в первую секунду именинница даже не узнала вошедшего, настолько резко он переменился.
Георгий был уже не в пляжно-банном наряде, а в кипельно-белой тройке со смокингом, с уложенной прической. Шелковый кремовый галстук был заколот булавкой с красным сердоликом — любимым Ритиным камнем. Точно капелька крови на снегу…
Он был ослепителен.
Лучано так и подскочил на кровати, забыв и о боли, и о необходимости лежать смирно:
— Он… он… — дальше он уж и не знал что сказать в ответ на непрошеное вторжение.
А Маргарита повторила, только совсем с другой интонацией, точно непослушное эхо:
— Он!.. он…
Она замерла, выпрямившись на самом краешке стула, и была не в силах шевельнуться. Казалось, теперь ей хочется остановить мгновенье. Лишь тихий шелест шелка нарушил тишину: золотой шлейф, перекинутый через колени, соскользнул на пол. Тот самый шлейф, который Кайданников недавно топтал.
Георгий и теперь поступил неожиданно: опустился на одно колено и поднес край королевского платья к губам. Поцеловал его, как целуют святыню, как целуют знамя, давая присягу.
— Мне нет прощения, — сказал он. — Я сорвал вам праздник. Я негодяй. Но хотел бы хоть как-то, хоть частично искупить…
Маргарита не двигалась, ждала. Что будет дальше? Какой-нибудь новый подвох?
— Я приготовил для вас скромный стол… Если вы не против.
— Синьорина против! — взвизгнул Лучано: вокальная подготовка явно изменила ему.
— Совсем напротив, я совсем не против, — пробормотала Маргарита и смешалась, поняв, что путается в словах.
Георгий подал ей руку, и она, как околдованная, положила на нее свою. Поднялась.
Заметила краем глаза, что черепашка медленно продвигается к краю тумбочки, вот-вот упадет. Бросила итальянцу напоследок:
— Будь любезен, проследи за животным.
Больше Лучано Джерми, хозяин компьютерной фирмы «Колизеум», Маргариту не интересовал.
И был ужин тет-а-тет, о котором так мечтал Лучано и который заполучил Георгий.
Стол был накрыт прямо у него в номере, и именинница поняла, что трапеза подготавливалась не с бухты-барахты, а заранее, исподволь, и была тщательно продумана.
Если б Маргарита была способна сейчас размышлять, то, верно, представила бы себе, как хозяин номера отдает распоряжения официантам и горничным, а сам в это время старательно облачается перед зеркалом в задрипанную майку с шортами. Наверное, это насмешило бы ее.
Но размышлять она не могла.
Здесь, как и в ресторане, электричество было выключено. Но посреди стола стояла одна-единственная свеча; высокая, из чистого пчелиного воска.
«Как венчальная», — мелькнуло в голове, но это мимолетное наблюдение сразу же растворилось в звуках тихой музыки, которая лилась непонятно откуда.
«Шато-Марго», как колдовское зелье, мерцало в хрустале бокалов, запеченная форель золотилась в тарелке, словно осенний лист. Обычно рыбу не подают с красным вином, но это — исключение: сегодня королева должна пить свой, королевский напиток.
Разноцветные корзинки-тарталетки со всякой всячиной, китайский салат из чего-то непонятного, цветного, нарезанного тончайшей стружкой. Все живописно, все источает аппетитные ароматы.
Но приступить к еде невозможно… Маргарита могла лишь сидеть вот так, пряменько, неподвижно, и смотреть перед собой… На Него.
А Георгий — на нее. Они разместились, как положено по этикету, по разные стороны стола. По-королевски.
И вдруг оба одновременно стали приподниматься и, опершись руками о крахмальную скатерть, потянулись губами друг к другу. Через стол. Хорошо, что он был небольшим.
Маргарита сбила грудью бокал — и багряная жидкость начала медленно растекаться по белоснежной льняной ткани.
Между их лицами встало преградой пламя свечи — Георгий затушил фитилек пальцами.
Стало темно, и в этой бархатной тьме их губы соприкоснулись… Едва-едва, почти неосязаемо. Так зимой касается лица снежинка — и тут же тает…
И Маргарита услышала — не слова, а скорее просто выдох:
— Милая… солнце мое…
Вот она, желанная страна счастья, что скрывалась за нарисованным на холсте камином. И оказывается, никакого ключика не требовалось, чтобы проникнуть в нее. Нужно было просто-напросто наклониться через стол…
Каким он все-таки может быть нежным, этот человек-скала! И каким горячим умеет стать этот вечно ледяной айсберг…
…Они занимались любовью, будто исполняли ритуальный танец. То плавно покачивались на волнах нежности, словно паря в воздухе, не чувствуя под собою сбившихся в комок простыней… То схлестывались в неистовой схватке, как злейшие враги. Враги, которые не могут друг без друга.
Кассета с музыкой давно кончилась, и теперь тишину нарушали лишь вздохи и стоны, ритмичные, как сложная мелодия.
— Тебе хорошо? — задыхаясь, спрашивал Георгий.
Вопрос доходил до сознания не сразу, и немного погодя Маргарита отвечала, с трудом складывая звуки в слова:
— Еще бы!
И этот заторможенный, благодарный ответ наполнял его новой энергией.
Как загадочные созвездия, мерцали в темноте капли пота на обнаженных телах. Золотое платье, более не нужное, валялось на полу, словно шкура льва, подстреленного удачливым охотником.
Не льва — Львицы.
Не убитой — взятой в плен.
В такой желанный, такой чарующий плен!
Боже, что за наслаждение…
— Я закричу…
— Кричи!
