Девочка подошла к нему бочком.
— Мне надо пожарить папе яичницу, — прошептала она, поглаживая холодную белую поверхность. — Пожалуйста, ты же хороший.
Ледник не отреагировал, и Мика осторожно потянула ручку. Дверца послушно распахнулась. Продукты обнаружились быстро. Зажав бутыль с красноречивой надписью «Масло подсолнечное» подмышкой, девочка набрала в руки яйца. Ровно пять штук, чтобы хватило и папе, и ей самой. Но вредный ледник подвёл: зарычал в самый неподходящий момент. Вскрикнув, Мика уронила бутылку и одно яйцо, оставившее на полу мерзкую лужицу.
— Ничего! — прошипела девочка, захлопнув дверь ледника. — Узнаю, как тут пользоваться колдовством, всё припомню! А воду морскую переводить на тебя не стану. Не велика птица!
Во втором пункте шла речь о включении плиты — деле хлопотном и нервном, но решаемом. В справочнике Виктория объяснила: главное, чтобы в квартиру не пошёл газ — страшный невидимый дым.
— Зажечь спичку, — проговорила Мика, беря коробочку, поразившую в первый день в Обыкновении.
Достала тоненькую палочку и, сжав от напряжения зубы, чиркнула по коробочке. Получилось шестой попытки. Но получилось же! Теперь важно не медлить. Что там у нас? Ага! Повернуть крайний левый рычажок на четверть оборота и поднести огненную палочку к кружочку на плите.
— Крабы вас облепи! — возмутилась Мика.
Правильный круг огня загорелся, но опять обожгло пальцы. Без этой неприятности включение плиты не обходилось. Но, как любил повторять магистр Том: главное практика!
С остальными пунктами девочка справилась быстро. Взгромоздила сковороду на огонь, налила на дно масло, разбила четыре яйца, сохранившихся после «битвы» с ледником. Что ещё? Точно! Соль! Она, к счастью, не требовала хранения в холоде и лежала в шкафу.
— Уф! — выдохнула гордая собой Мика.
Из коридора послышалось жизнеутверждающее мычание. Николас напевал гимн Лесовии без слов. Это стало утренней традицией.
Мика вышла к отцу. Он стоял перед зеркалом и расчесывал спутанные волосы — слишком короткие по меркам родного мира. Бабушка Анфиса, правда, считала иначе и не уставала повторять, что шевелюру не помешает ещё остричь.
— Ты знаешь слова песни? — спросила Мика, прислоняясь к стене.
Николас грустно покачал головой.
— Я тоже, — призналась дочь.
Она читала текст гимна соседней страны в книге, которую давал магистр Том, но наизусть не заучивала. Чему удивляться? Она и гимн Моревии не считала нужным запоминать. И вообще особым прилежанием не отличалась.
— Ты помнишь Тома? Томаса Франка?
Рассказ Виктории об учителе не давал покоя.
Отец растерянно посмотрел на отражение и задумался.
— Ник не говорил о Томе, — произнёс он после паузы. — Не говорил.
— Конечно, говорил, — заверила Мика. — Как бы ещё я о нём узнала? Я же не умею читать чужие мысли.
— Не умеешь, — закивал Николас и засмеялся по-мальчишески.
Девочка с трудом сдержала раздражение. Нельзя злиться. Нельзя! Папа заколдован и беспомощен. Надо просто найти к нему подход.
— Тому можно доверять? — задала Мика новый вопрос.
Николас отложил расчёску, так и не приведя шевелюру в порядок.
— Доверять нельзя никому, — проговорил он тоном здорового колдуна.
— Почему?
Но отец занервничал. Закрутился на месте, испуганно повторяя:
— Ник не знает! Ник не знает! Ник не знает, почему оно шипит!
— Кто шипит?
Мика прислушалась и вытаращила глаза.
Звук шёл из кухни! Ох ты, бездна!
В коридор вбежала бабушка Анфиса.
— Почему пахнет горелым? — вскричала она и заохала, сообразив, что к чему.
Внучке-самозванке ничего не оставалось, как стоять в дверях кухни и смотреть сквозь густой дым на сковородку с подгоревшим завтраком в раковине. Бабушка включила рычажок, и остатки яичницы залила вода.
— Сил с тобой нет! — в сердцах объявила старушка.
Мика задохнулась от обиды. Она так старалась!
— Я всё сделала правильно.
— Неужели? — не поверила бабушка Анфиса. — Ты оставила сковороду на сильном огне и ушла в коридор.
Мика охнула. Точно! В инструкции был ещё один пункт: «снова повернуть рычажок на четверть оборота».
— Вот, кентавр лохматый, — прошептала кухарка-неудачница.
Бабушка Анфиса слов не разобрала. Зато их отлично расслышал Николас.
— Кентавр! — обрадовался он, заливаясь хохотом. — Ой, не могу! Кентавр! Лохматый!
Для старушки это стало последней каплей.
— Вон оба с моей кухни! — потребовала она и запустила в Ника мокрую тряпку.
Мика вернулась в спальню сестры и хмуро посмотрела на часы. Пора собираться на работу — в торговый центр. Таня и Тёма обещали ждать у крыльца полдесятого утра. То есть, возле подъезда. Ох, с названиями постоянно выходили казусы. Мика все-таки завела словарик, но это мало помогало.
Продолжала доставлять неудобства и местная мода. В джинсах девочка чувствовала себя глупо. Но не могла не признать: собираться в Обыкновении получалось быстрее. Посторонняя помощь не требовалась. Переодевшись, Мика застегнула на шее кулон-капельку, заново наполненный морской водой. Бутыль девочка спрятала в дальнем углу шкафа — за коробками с обувью.
— Бутерброд возьми! — окликнула в коридоре бабушка Анфиса.
— Я не голодная, — заверила Мика, но бабушка не захотела ничего слышать.
Пришлось жевать хлеб с маслом и сыром в подъезде. Не рассказывать же о съестных запасах в шкафу. Самозванка не забыла первые голодные сутки в Обыкновении и предусмотрительно прятала печенья и сухарики. Вот и сегодня успела залезть в тайник.
— Опаздываешь, — попеняла Таня. — Когда бабушка тебе мобилку купит? А то ждешь-ждешь, а ты, может, дрыхнешь.
— Никогда, — усмехнулся Тёма. — Старушки боятся техники без проводов.
— Что купит? — не поняла Мика.
