Такого не может быть. Я, наверное, сплю и скоро проснусь. Совсем скоро.
Я вышел в коридор и открыл дверь на кухню. Красивая голубая кухня, где мы угощались какао, была почти пуста. На холодильнике – пятна ржавчины, под потолком – паутина.
Я услышал чьё-то прерывистое от страха дыхание и понял: это дышу я.
И тут же я услышал ещё один звук. Скрежет поворачивающегося в замке ключа.
Замок щёлкнул, и дверь со скрипом отворилась.
Кто-то зашёл внутрь.
Я увидел тень, мелькнувшую на полу в коридоре, и шмыгнул за дверь. Тень была большая, взрослого мужчины. В коридоре раздавались его тяжёлые шаги.
Они приближались. Я затих. Нельзя шевелиться, даже дышать.
Тень проследовала мимо, и я облегчённо вздохнул. На кухню он не пошёл.
Я огляделся. Надо найти место, где спрятаться, ведь если он зайдёт на кухню, то сразу меня увидит.
Может, я помещусь в кухонном шкафу? Я прокрался на цыпочках к шкафу, тихонько открыл дверь и залез внутрь.
В шкафу пахло плесенью, и меня затошнило. Мне пришлось свернуться калачиком, но как я ни старался съёжиться, я всё равно был слишком велик. Я, всегда мечтавший подрасти хоть немного, был слишком велик, чтобы дверка шкафа закрылась. Сколько бы я ни прижимал к телу руки и ноги, как бы их ни подгибал, они были слишком длинными.
Я снова услышал шаги. Мужчина возвращался, и на этот раз он зашёл на кухню.
Изо всех сил я старался прижать дверь изнутри, но ни за что не мог уцепиться, ведь ручка была снаружи. Внутри створка была абсолютно гладкой, и я, конечно, её не удержал.
С еле слышным скрипом дверка медленно открылась. Рядом стоял мужчина.
Я зажмурился. Сейчас, сейчас он меня заметит…
– Юлиан?
Голос был знакомым, очень знакомым.
Я открыл глаза и увидел Хенрика.
Сначала он, видимо, просто удивился, узнав меня, но потом явно рассердился: он прищурился, а голос его стал строгим.
– Я же говорил тебе не ходить сюда! Тебе нечего здесь делать!
– Да, конечно. Простите! – пробормотал я.
Я вылез из шкафа и остановился рядом, уставившись в пол.
– А теперь будь любезен, расскажи мне, что ты здесь делаешь, – сказал Хенрик. – Это мой дом, и я не хочу, чтобы сюда кто-нибудь ходил.
– Ваш дом? – спросил я.
Я так удивился, что поднял на него глаза.
– Но почему тогда вы здесь не живёте?
Хенрик немного отвернулся, и его лицо оказалось в тени.
– Не могу, – проговорил он. – Когда я здесь, я всё время думаю о сестре. Не могу думать ни о чём другом.
– О сестре?
Мой голос раздавался будто издалека.
– О Хедвиг, – сказал он. – О моей младшей сестрёнке. Как будто она по-прежнему здесь, ходит по этим комнатам.
Стоял я вроде спокойно, как ни в чём не бывало, будто это самый обычный разговор, но внутри у меня начиналась снежная буря.
– А где она сейчас? – выдавил я из себя. – Если не здесь, то где?
– На кладбище, – ответил Хенрик. – Хедвиг умерла.
– У… у… умерла?
– Она умерла в малый сочельник, когда ей было десять, – сказал Хенрик. – Пятьдесят лет назад.
От боли его лицо исказилось.
– Что? – воскликнул я.
– В этом году исполнилось ровно пятьдесят лет.
– Нет! – закричал я. – Этого быть не может!
– Так и есть. В детстве у меня была сестра.
– Нет! Не было у вас никакой сестры! Хедвиг не может быть вашей сестрой! Это неправда!
И я выбежал из кухни. Прочь от Хенрика, прочь от виллы «Веточка». Собственно, я надеялся убежать подальше от всего.
Глава 18
Я плавал. Кролем. В бассейне. Взад-вперёд. Плавал взад-вперёд. Я выныривал только для того, чтобы вдохнуть, а так плыл под водой – мне нравилось, как она омывает мне лицо, когда я плыву.
Это единственное место, где я могу находиться, думал я и плыл. Единственное.
Дома было всё так же грустно, школа закрылась на каникулы, к Юну, после того как я себя повёл, я идти не осмеливался. Мы, пожалуй, больше не друзья, и подарки здесь не помогут.
В последнее время единственным местом, куда я ходил, была вилла «Веточка», которой на самом деле не существовало. А единственным моим другом была Хедвиг, которой тоже, как оказалось, не существовало. Потому что она… она была…
Мне требовалось всё моё мужество, чтобы додумать эту мысль до конца.
Что Хедвиг, мой единственный друг, была… была… призраком.
Это ни в какие ворота не лезло, такого просто не бывает. Чтобы вилла «Веточка», прекрасный дом, где в комнатах тепло и уютно, а каждый уголок украшен к Рождеству, вдруг превратилась в оплетённую паутиной и покрытую пылью развалюху. И чтобы Хедвиг с веснушками на носу, хохотушку, с которой мы так подружились, на самом деле похоронили пятьдесят лет назад. Нет, это уму непостижимо.
Вилла «Веточка» и Хедвиг были такими же реальными, как и я, дом – самым уютным местом, где я когда-либо бывал, а Хедвиг – самым живым человеком, какого я когда-либо встречал.
Я тосковал по Хедвиг до боли в груди. «Что она на это сказала бы, – думал я, – что она сказала бы о доме-призраке и живущем в нём привидении?»
Хедвиг наверняка улыбнулась бы во весь рот так, что стала бы видна щербинка между зубами, сморщила бы веснушчатый нос и сказала бы… да, теперь я точно знал, что она сказала бы. Чудесно, сказала бы она, это же чудесно, что такое может случиться, хотя это и уму непостижимо. Ведь между небом и землёй есть вещи, которые мы не можем объяснить – ни ты, ни я. Как же хорошо, что мир полон таких необъяснимых чудес! Поэтому и стоит жить, разве нет, Юлиан, это же и делает жизнь интересной!
