– Прости. Но мне правда всё интересно. Во мне сидит столько вопросов, что я не успеваю слушать ответы. Понимаешь? Вопросы копятся, копятся и рвутся наружу. Я просто не могу их удержать. У тебя разве так не бывает, Юлиан? Их так много, что я…
– Ну вот опять!
– Ой! Прости, прости!
– Ты хочешь знать обо мне всё, а сама о себе ничего не рассказываешь.
– Я пытаюсь. Правда! Но это не так просто.
Хедвиг смотрела на меня широко открытыми честными глазами, а из меня градом сыпались вопросы.
– Непросто? Ну, это, наверное, не так уж и трудно! Мы можем начать с одного вопроса, потом перейти ко второму, потом к третьему и так далее. Мне, например, давно интересно, кем тебе приходится Хенрик. Почему он приходит к вилле «Веточка»? И почему я до сих пор не встречал никого из твоей семьи? И что такое с этим креслом-качалкой? И почему у тебя такой странный дом?
Я остановился, чтобы перевести дыхание, и вдруг подумал: как странно она сказала о брате.
– А что ты имела в виду, когда сказала, что твой брат всё время «говорил», что ты только спрашиваешь, а ответов никогда не слушаешь?
– Ты о чём?
– Ты сказала «говорил». «Всё время говорил». Почему ты так сказала? Почему не «говорит»? Ведь ты и сейчас так себя ведёшь. Почему ты так сказала? Он умер? С ним что-то случилось?
Хедвиг протянула ко мне руки, но я их не взял.
– Юлиан! – тихо проговорила она.
– Ну, я слушаю. Я хочу получить от тебя ответ. Теперь твой черёд рассказывать.
– Но я не могу!
Хедвиг опустила глаза. Наверное, она боялась даже взглянуть на меня.
– Тогда я больше не хочу с тобой дружить, – сказал я.
– Что?
– Я не хочу больше с тобой дружить. Мне не нужны друзья. Во всяком случае, такие, которые не хотят говорить правду.
– Нет, Юлиан!
– Да.
И я уже собрался уйти, но Хедвиг схватила меня за рукав.
– Ты не можешь уйти, – воскликнула она. – Ведь только ты меня и…
– Могу и хочу.
И я пошёл.
Широким сердитым шагом.
Один, два, три шага.
Четыре, пять, шесть.
Шаги стали не такими уж широкими.
Семь, восемь, девять.
И не такими уж сердитыми.
Десять, одиннадцать, двенадцать.
И тут я пожалел.
Она наверняка смотрит мне вслед. Бедная Хедвиг! И чего я так рассердился? Зачем так сурово обошёлся с ней? У неё точно есть целая куча причин не рассказывать мне обо всём. И дружим-то мы всего несколько дней.
Тринадцать… Четырнадцать… Пятнадцать… Она наверняка стоит и плачет.
Я обернулся.
Хедвиг там не было.
И снег уже почти запорошил её следы.
Глава 17
Я бродил по улицам, пока у меня не замёрзли ноги. И не только ноги. Изнутри меня тоже будто сковало холодом. Будто сердце сжимала чья-то ледяная рука. Чем дольше я бродил, тем хуже мне становилось. Потому что я поступил отвратительно. И с Юном, и с Хедвиг.
Поначалу в голове у меня было совсем пусто, но потом меня посетила здравая мысль. Я должен купить Юну подарок. Хороший рождественский подарок. На оставшиеся в копилке деньги.
Потом пришла ещё одна здравая мысль. Я должен попросить у Хедвиг прощения. Сейчас же. Немедленно. Даже если опоздаю домой к обеду.
Только я об этом подумал – ледяная рука отпустила моё сердце.
И я припустил к вилле «Веточка».
Я надеялся, что найду Хедвиг в саду и сразу извинюсь. Но когда я подбежал к дому, то увидел, что ни в одном окошке нет света. Дом стоял тёмный и унылый.
Дорожки в саду были не чищены, хотя с воскресенья насыпало очень много снега. Через сугробы я пробрался к входной двери.
Странно. Прошлый раз дорожки были расчищены…
И самое странное – наша снежная сестрёнка пропала. На месте, где она стояла, лежал чистый ровный снег и никаких следов. Может, Хедвиг сломала её, потому что рассердилась на меня?
Я стал громко колотить в дверь, но никто не открыл. Поэтому я спустился с крыльца и ещё раз посмотрел на дом. Может, Хедвиг сидит в темноте и наблюдает за мной? Может, она так рассердилась, что не хочет открывать?
– Хедвиг! – тихо позвал я.
Ничего не произошло.
– Хедвиг! – крикнул я погромче. – Прости меня!
Ни звука…
Что мне теперь делать?
В растерянности я стоял и смотрел на дом. Как я раньше не замечал? Белая краска на стенах облупилась. Окно на первом этаже разбито. Наверное, его разбили, пока меня не было. Занавеска на окне обвисла. Это в сиреневой столовой или в зелёной гостиной? И занавеска такая старая и обтрёпанная.
Сердце у меня гулко стукнуло. Что-то здесь не сходится. Что случилось с виллой «Веточка»? Может, я ошибся домом? Но я знал, что адрес правильный: Прибрежная улица, 2.
Не успел я и глазом моргнуть, как оказался у разбитого окна, засунул пальцы в щель и нащупал задвижку. Когда я открывал окно, руки у меня дрожали.
Я полез внутрь. Меня всего трясло.
Я спрыгнул на пол. Стук сердца отдавался в ушах. Как холодно! Изо рта у меня шёл пар. Когда глаза привыкли к полумраку и я смог как следует осмотреться, я вскрикнул.
Всё здесь было совершенно по-другому. Зелёные обои клочьями висели на стенах. Мягкий диван укрывал белый чехол. На полу виднелись клубы пыли.
Я зажмурился. Просто невероятно! Что стало с уютными комнатами? Я приходил сюда всего два дня назад. Что, ради всего святого, произошло?
Я медленно открыл глаза.
Да, так и есть. Повсюду толстый слой пыли. В углу я заметил мышиный помёт.
Я поспешил в коридор, а оттуда в библиотеку. На полках книг не оказалось, все полки стояли пустыми. В углу темнела груда мебели. Только кресло-качалка стояло на своём прежнем месте. Но оно было не белым, как раньше, а поцарапанным и серым от пыли. Таким я увидел его, когда мы с Хедвиг играли в прятки, и я подумал тогда на игру света.
